Доказательства терапевтического потенциала групп поддержки приходят от самых разных категорий выживших. В ходе одного социологического опроса женщины, подвергавшиеся домашнему насилию, оценили группы поддержки как самый эффективный из всех ресурсов помощи[605]. Психиатры Джон Уокер и Джеймс Нэш, работающие с ветеранами, сообщают, что многие их пациенты, которые плохо прогрессировали в индивидуальной психотерапии, буквально расцветали в группе: индивидуальным чувствам отвращения и изоляции противодействовало групповое товарищество и братство[606]. Яэль Даниели утверждает, что прогноз восстановления для переживших холокост был намного более оптимистичным, когда основной формой терапии было участие в группе, а не индивидуальный курс[607]. Аналогичным образом Ричард Моллика сообщает об улучшении результатов после включения в его программу для беженцев из Юго-Восточной Азии групп поддержки выживших[608].

Хотя групповая работа для людей, переживших травмирующий опыт, – хорошая идея в теории, на практике быстро становится очевидно, что организация успешной группы – дело непростое. Так, группы, подающие надежды в начале пути, могут распасться по причине взаимных обид, причинивших боль и разочарование всем участникам или участницам. Деструктивный потенциал группы равен ее терапевтическому потенциалу. Роль ведущих в группе сопряжена с риском безответственного применения власти. Конфликты, которые вспыхивают между участниками или участницами, могут воссоздавать динамику травмирующего события, когда участники или участницы неосознанно берут на себя роли преступника, сообщника, стороннего наблюдателя, жертвы и спасателя. Такие конфликты могут вредить отдельным участникам/участницам и вести к гибели группы. Чтобы быть успешной, она должна иметь четкое понимание своей терапевтической задачи и структуру, которая адекватно обеспечивает всех участников/участниц защитой от опасности воспроизведения травмы. Хотя группы могут сильно варьироваться по составу и структуре, эти базовые условия должны соблюдаться без исключений.

Кроме того, те, кто пытается организовать групповую работу, быстро обнаруживают, что невозможно создать единый шаблон группы, подходящий для всех категорий выживших. Группы бывают самых разных форм и размеров, и ни одна из них не может подходить абсолютно всем и использоваться для решения всех задач. На разных стадиях восстановления уместны разные типы групп. Основные терапевтические задачи каждого участника/участницы должны совпадать с общими. Группа, которая подходила человеку на одной стадии восстановления, может оказаться для него малоэффективной или даже вредной на другой стадии.

Загадка многообразия групп начинает проясняться, если сопоставить их с терапевтическими задачами трех главных стадий восстановления (см. таблицу). Группы первой стадии в первую очередь озабочены обеспечением безопасности. Они фокусируются на ежедневной базовой заботе о себе. Группы второй стадии в основном занимаются травмирующим событием. Их фокус – примирение с прошлым. Группы третьей стадии решают главным образом задачу реинтеграции людей, переживших травмирующий опыт, в общество. Их фокус – межличностные отношения в настоящем времени. Структура группы каждого типа адаптирована под ее основную задачу.

Три модели групп

Групповую терапию не следует рассматривать как ресурс «первой помощи» после травмирующего события. Человек, недавно переживший травму и сейчас находящийся в остром периоде прохождения через травмирующий опыт, обычно крайне напуган и измучен интрузивными симптомами, такими как флешбэки и кошмарные сны. Кризисное вмешательство фокусируется на мобилизации людей из ближайшего окружения, способных оказать поддержку пострадавшим, поскольку они скорее предпочтут привычную обстановку обществу незнакомцев. Это не время для участия в группе. Хотя в теории человека, пережившего недавно сильный травмирующий опыт, может утешить представление о том, что он не одинок в том, что с ним случилось, на практике группа может спровоцировать эмоциональную перегрузку. Выслушивание деталей чужих историй может послужить триггером и усугубить собственные интрузивные симптомы выживших до такой степени, что они не смогут ни сочувственно слушать других, ни принимать от них эмоциональную поддержку. Соответственно, в период острой травмы, как правило, рекомендуется ожидание продолжительностью в несколько недель или месяцев до момента вступления в группу. В Бостонском кризисном центре для жертв изнасилования, например, кризисное вмешательство может включать индивидуальное и семейное консультирование, но не участие в группе. Пострадавшим советуют выждать от полугода до года, прежде чем думать о вступлении в группу[609].

Кризисное вмешательство в групповом формате может оказаться полезным и раньше – в тех случаях, когда все члены группы пережили воздействие одного и того же события, например крупной аварии, природной катастрофы или преступления. Тут общий опыт группы может быть важным источником восстановления. Большая групповая встреча может открыть возможность для профилактической информирующей беседы о последствиях травмы и способна помочь сообществу мобилизовать свои ресурсы. Такие групповые встречи под названием «дебрифинг критических инцидентов» или «дебрифинг травматического стресса» все чаще проводятся после масштабных трагедий и даже становятся обычным делом для некоторых сфер деятельности, связанных с повышенным риском[610].

Однако дебрифинг должен соблюдать фундаментальное правило: главное – безопасность. Как нельзя быть совершенно уверенным в том, что семья травмированного человека станет его поддерживать, так же нельзя и рассчитывать на то, что группа людей сможет сплотиться просто потому, что все ее члены пострадали от одного и того же трагического события. Более того, из-за этого конфликт интересов может даже усугубиться. Например, в случае аварии на производстве администрация и рядовые сотрудники могут очень по-разному смотреть на этот инцидент. Когда травмирующее событие является результатом халатности или преступления, дебрифинг может усложнять проведение юридических процедур. По этой причине руководители масштабных групповых дебрифингов все чаще говорят об ограничении подобных мер. Полицейский психолог Кристина Даннинг рекомендует при проведении дебрифинга строго придерживаться информационного формата, допуская различные варианты последующей индивидуальной работы, но избегая подробного изложения истории и выплеска сильных эмоций в присутствии большого числа людей[611].