Ансгар остановился. Ему показалось, что кто-то за ним наблюдает. Он огляделся и поначалу ничего не увидел, но потом с ужасом различил где-то в глубине леса два ярких пятна. Они медленно приближались к нему. Ансгар застыл на месте, не в силах отвести взор. Огоньки приблизились, и он понял, что это глаза – глаза зверя, оборотня, который выбрал его своей целью. Волк был все ближе, шерсть на нем дыбилась, пасть угрожающе скалилась. В ноздри Ансгару ударил запах крови. Он не мог пошевелиться и только смотрел, как оборотень подбирается к нему.

Вдруг хищник остановился и зарычал, шерсть вздыбилась еще больше. У Ансгара побежали мурашки по спине, он почувствовал, что что-то или кто-то стоит позади него, но не мог повернуться и посмотреть, кто же это, кого боится даже оборотень. Холод стал совсем невыносимым. Наконец, из-за спины Ансгара медленно выплыла чья-то тень и стала между ним и волком. Зверь, грозно рыча, стал осторожно пятиться назад, затем, словно в бессилии, лязгнул зубами и скрылся за деревьями. Через несколько мгновений уже где-то далеко раздался его протяжный вой.

Тень медленно повернулась к Ансгару. Он уже знал, что ему снова явился его отец. И он понял, что все это только лишь сон, но не хотел просыпаться. Он протянул руку к отцу, но тень отпрянула. По ней словно пошли трещины, из которых вдруг вырвалось пламя, осветив все вокруг ярчайшим светом. Волна жара окатила Ансгара, он сразу согрелся. Пламя же обратилось соколом, который взмыл вверх, к черному небу.

– Отец! – позвал Ансгар и проснулся от собственного крика.

* * *

Безначалие в Хольмгарде продолжалось несколько дней. Но вот по городу прошел слух о скором обряде погребения конунга. Это верный старый Фроди вместе с Асмундом и Бергтором озаботились тем, чтобы устроить Рёрику достойные проводы в Вальхаллу. Пока другие вели тайные и явные переговоры друг с другом да прятались по хирдхеймам под охраной своих воинов, эти трое вывели людей в лес, где Фроди указал подходящее место – широкую поляну с небольшим всхолмием, и велели им валить деревья. Поляна выросла в целое поле, на котором, когда пришло время, уместилось едва ли не все население Хольмгарда. Все свободные мужи, способные носить оружие, собрались на этом поле еще затемно, и обряд начался при свете сотен факелов. Ансгар, будучи воином самого конунга, стоял вместе с братом и друзьями в первых рядах и мог видеть все своими глазами.

Срубленные деревья были сложены огромным ступенчатым костром вокруг холма, на вершине которого поместили драккар. Таких кораблей Ансгар прежде не видывал – и не мудрено, ведь его мастерили не для того, чтобы ходить по морям, а для того, чтобы конунг вознесся прямо в Вальхаллу. У драккара не было мачты и весел, зато по центру стоял деревянный шатер. Вокруг драккара и внутри него самого долго суетились люди, устилавшие его стегаными матрацами, подушками, дорогой иноземной парчой. Руководила ими какая-то старуха – со страшным, изуродованным шрамами от ожогов лицом, мрачным взором и притом такая здоровенная, что едва уступала своей статью Оддвару.

Шел снег. Его редкие крупные хлопья оседали на одежде и слипались, покрывая ее белым покровом, так что скоро все собравшиеся стали походить на холодных дисов зимы. Целое воинство, укрытое снегом, провожало Рёрика в последний путь, и оттого людьми овладела некая мрачная торжественность. Ансгар невольно вспомнил, как хоронил отца, и потому был особенно угрюм.

Когда приготовления были закончены, ярлы из числа вендов и нордманов подняли тело конунга, которое привезли сюда из Хольмгарда в санях, и, передавая друг другу, так, чтобы каждый мог к нему прикоснуться, понесли его к костру. Был среди них и одноглазый Бальдр, один вид которого будил в душе Ансгара гнев. Предводители словен смотрели за происходящим, стоя в стороне. Подойдя к ступеням, ведшим на вершину холма, ярлы опустили тело и раскрыли саван, в который оно было укутано. Перед глазами людей предстал покойник, в котором трудно было узнать прежнего повелителя. Кожа почернела, глаза ввалились, все лицо как-то осунулось и стало острым. На нем была одна только длинная исподняя рубаха, и теперь ярлы, самые знатные и могущественные, принялись его обряжать, с трудом натягивая одежду на окоченевшее тело. Плотные шерстяные штаны, дорогую рубаху из крашеной иноземной ткани, куртку из дубленой кожи с золотыми пуговицами, красные сапоги, парчовую шапку, отороченную собольим мехом. Вслед за тем Рёрика оборужили, вздев дорогую броню и наручи и препоясав наборным поясом, на котором висел франкский меч в дорогих изукрашенных ножнах. Наконец, на плечи его был накинут плащ из черного вадмала. Таким в последний раз увидели конунга Рёрика его люди.

Покончив с обряжанием, ярлы выстроились от подножия холма к самому драккару и, снова передавая его друг другу, вознесли тело Рёрика на самый верх, подняли на драккар и занесли в шатер. Туда же, в шатер, внесли различное оружие – шлем наподобие того, что конунг дарил Ансгару, щит, копье, секиру, лук со стрелами и еще один меч. За оружием последовала снедь – хлеб, рубленое мясо, вино. Затем Бергтор втащил на поводке на вершину холма упирающегося пса и держал, когда Йоар, коротко взмахнув своим мечом, рассек его пополам. Обе половины бросили в драккар. Тут же Фроди зарезал петуха и курицу и тоже оставил в драккаре.

Тем временем вокруг холма гоняли пару коней. Вороные, длинногривые, тонконогие, они были полны жизни и молодой красоты. Белый снег летел комьями из-под их черных копыт, мышцы играли под ухоженной шкурой, ярые глаза косили на не дававших покоя погонщиков. Наконец от их спин повалил пар. Тогда их остановили, и ярлы, вынув из ножен мечи, набросились на них. Кони жалобно заржали и, спасая свою жизнь, принялись лягаться и кусаться. Но люди были неумолимы, и скоро оба коня, дрожа всем телом, упали на колени, а потом и на бок. Они уже были мертвы, а ярлы все продолжали рубить, рассекая их тела на части. Снег вокруг покраснел от обильно пролитой крови. Затем ярлы, сами с ног до головы перепачканные кровью, втащили разрубленные лошадиные туши наверх и положили у шатра. От увиденного у Ансгара стало еще тягостнее на душе, ему было жаль этих прекрасных животных. Но конунг не мог вознестись в Вальхаллу без пары коней, и иначе было нельзя.

Прошло уже больше двух часов, как начался обряд. Рассвело, и факелы были давно потушены. Снег почти прекратился, но стал крепчать мороз. Ансгар чувствовал, как коченеет его лицо, коченеют пальцы на руках и ногах, как холод пробирается под одежду и студит самое нутро. Но костер все не зажигался. Предстояло принести еще одну жертву.

Ряды воинов расступились, и между ними прошла женщина. Это была Ефанда, вдова конунга. Ансгар видел ее совсем близко. Она выглядела отрешенной и шла, словно не замечая никого вокруг. Ее большие красивые глаза глядели куда-то в пустоту, губы были плотно сжаты и посинели то ли от холода, то ли от напряжения. На ней была тяжелая соболья шуба, но, подойдя к костру, она повела плечом, и шуба упала к ее ногам. Ефанада осталась в одной исподней рубахе. Затем она сняла сапоги и осталась босиком. В этот момент к ней подошли несколько человек, которые с побагровевшими от напряжения лицами несли на себе некое подобие врат. Наттфари и Бергтор подняли ее на плечи, а затем подняли вверх руки, и Ефанда, стоя на их ладонях, глянула поверх ворот.