Закрывшись изнутри, Вэлланор бросилась в постель и закуталась в одеяло. Ее всю трясло. Она не знала, что происходит в замке, и боялась даже предположить, что ее ждет. Обрывки сотен книг и легенд вертелись в ее голове, но лишь мешали мыслить и пугали до дрожи в коленках.

Через час, не в силах выносить бездействие, Вэлланор вскочила и заметалась по комнате, как зверек в золоченой клетке. Она шагала из угла в угол, бормоча молитвы древним богам Северных гор и проклиная свое бессилье. Ей оставалось только ждать. Ждать, надеяться и мучаться от подозрений, которые ранили не хуже клинка.

Еще через час двери распахнулись, и в спальню вошел ее дядя. Вэлланор с плачем кинулась ему на шею. Она надеялась, что Бертар ее успокоит, что он принес радостные вести. Вэлланор ошиблась.

Уже позже, сидя на постели со стаканом красного вина в руке, который ей принес сам дядя, она слушала страшные слова, пытаясь воспринять их. И никак не могла заставить себя поверить. Ночь обернулась мороком, ужасным сном, самым худшим из кошмаров. Какая-то часть Вэллы еще надеялась, что скоро она проснется и все закончится. Но разум наследницы трона Тарима уже принял то, что отказывалось принимать сердце юной королевы.

Ее венценосный супруг, король Ривастана, мертв. Убит заговорщиком — безумным графом Птахом, чудовищем в человеческом обличье, пытавшимся захватить власть в королевстве и потому безжалостно истреблявшим всех верных слуг трона. Но все закончилось, говорил герцог, все позади. Заговорщику удалось бежать, но его сообщники мертвы, опасности больше нет. Погибли только король и его дальний родственник, один из наследников трона, который мог помешать Птаху, расчищавшему себе дорогу к власти. Вэлланор ничего не грозит. Она по-прежнему королева. И должна безропотно переносить тяготы и лишения, как и положено венценосной особе, в чьих жилах течет северная кровь гордых Борфеймов.

Вэлланор держалась до самого конца. И лишь потом, когда дядя замолчал, она все-таки заплакала. Всхлипывая, она уткнулась в одеяло, а герцог гладил ее по голове с неловкостью воина, у которого никогда не было дочери.

Потом она провалилась в забытье, где сон мешался с реальностью. Очнулась только утром. Незнакомая служанка, которую она никогда не видела раньше, помогла ей одеться. Потом в комнату зашел дядя и отвел ее в тронный зал. Там, в полутьме и тишине, он усадил ее на каменный трон Сеговаров и велел хранить спокойствие, что бы ни случилось.

Королева Ривастана послушалась. Она так и сидела — боясь пошевелиться и выдать себя. Она все поняла. Рожденная в Каменных Чертогах, недалеко от ступенек трона, что так часто были обагрены кровью, она не была наивной. Вэлланор прекрасно понимала, кто стоял за убийством короля и его слуг. Она знала, кто именно расчищал дорогу к власти над огромной и теплой страной, которая может стать настоящим рогом изобилия для маленького и бедного северного королевства. Это было разумно. Так делали все правители — брали то, что могли взять.

И все же Вэлланор не могла смириться с тем, что у нее забрали все. Мечты, надежды, новую жизнь, супруга, которого она не успела полюбить, и все то, что подарила ей судьба.

Теперь Вэлланор Сеговар, королева Ривастана, знала, как попадают в летописи и легенды. И горечь этого знания обжигала каленым железом стыда за свою глупость, за свои мечты, за фантазии и надежды. Вэлла больше не хотела быть королевой, чье имя останется в пыльных книгах и которую будут жалеть девочки, читая о ее потерях и невзгодах. Теперь Вэлланор не хотела этого. Но было уже поздно.

Она сидела неподвижно, глядя в пустой зал. У дверей стояли всего двое часовых — широкоплечие воины в черных плащах, в чьих лицах она узнавала знакомые черты северян. Они молчали и не шевелились, сливаясь с серыми стенами замка, словно потускневшими этим днем.

В зал иногда заглядывали люди. Вэлланор не узнавала их лиц и оставалась неподвижной, стараясь не замечать их жадные изучающие взгляды. Она оцепенела от страха и горя. Превратилась в немую каменную статую, предмет интерьера, который отныне будет украшать собой тронный зал. Вэлланор знала, что теперь это станет ее судьбой.

Потом в зал вошел герцог Борфейм. Он привел с собой десяток изрядно помятых придворных. Подведя их к трону, он представил их Вэлле как Совет Лордов, готовый помочь ей преодолеть легкую смуту, начавшуюся в городе, а потом поддержит, когда настанет время управлять страной. Вэлланор равнодушно кивала, не в силах выдавить из себя хотя бы подобие улыбки. Но лорды, больше похожие на торговцев, приняли это как должное. Они кланялись ей, бормотали что-то под нос, выдавая свои неуклюжие и глупые слова за искреннее сочувствие, и быстро покидали зал. Последним ушел дядя. И Вэлла была очень рада, что он так и не обернулся, поскольку тогда он увидел бы ее взгляд. Взгляд, в котором ненависть всплывала из глубин боли и страха, выплавленная в пламени того самого гордого духа Борфеймов, которым так гордился сам герцог.

Вновь оставшись в одиночестве, Вэлланор на миг почувствовала себя лучше. Настолько, что позволила себе подумать о других. Ей так не хватало поддержки. Сейчас она без колебаний отдала бы свою корону за право увидеть знакомое лицо. Эветта Брок, ставшая верной подругой, где она? Пережила ли графиня эту страшную ночь? Или она тоже попала в списки заговорщиков, как несчастный граф Птах, и была убита как его сообщница? Вэлланор нахмурилась. Она знала точно — тот, кого дядя назвал чудовищем, не был способен причинить вред ее Геордору. Да, он был мерзким типом. Скользким, подозрительным, нахальным и бесцеремонным. Таким, каким положено быть ближайшему советнику короля. Но когда он говорил с Геором, то все менялось. Вэлла ни на секунду не поверила словам дяди о том, что Птах покушался на жизнь ее мужа. Да, этот тип мог убить кого угодно. Но только не своего друга, спасшего ему жизнь. Как-то вечером Геор рассказал ей историю несчастного графа, изуродованного магами отца. И с той поры Вэлланор смотрела на советника по-другому. И сейчас она была готова отдать полжизни за то, чтобы увидеть его противное и немного страшноватое лицо. Или встретить Рона — алхимика, такого мягкого и доброжелательного, но при том совершенно искреннего, в отличие от остальных придворных. Или…

Да. Больше всего на свете Вэлланор хотела увидеть сейчас хмурого и вечно чем-то недовольного графа Сигмона Ла Тойя. Чудовище, заросшее чешуей, под которой билось самое настоящее человеческое сердце.

Вэлланор прикрыла глаза. Сигмон. Окровавленный и жестокий убийца, такой далекий от образов благородных воинов, спасавших принцесс в древних сказаниях. Верный и надежный друг, чье сердце билось в такт ее дыханию. Вэлла помнила, что он сказал тогда, ночью, в лесу: «Я всегда возвращаюсь». Сигмон Ла Тойя — последняя искорка надежды в ее окаменевшем сердце. Последний лучик, не дававший Вэлланор провалиться в темноту, замолчать навсегда, отгородившись от жестокого внешнего мира стеной видений из прошлой счастливой жизни, оказавшейся столь короткой.

По бледной щеке побежала первая слеза, обжигая замерзшую кожу, словно ручей из живого огня.

— Сигмон, — прошептала королева, вкладывая в слова всю свою боль и тоску. — Пожалуйста. Вернись.