Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Турецкий флот султана Сулеймана II, союзника христианнейшего французского короля Франциска I, осадил Ниццу, подвергнув се страшной бомбардировке с моря, продолжавшейся 12 дней. 15 августа 1543 года турецкий десант двинулся на приступ города, неся лестницы и всё необходимое для взятия городских стен. Когда, после многочасового штурма, сопротивляемость малочисленных защитников города-крепости начинала слабеть, турки появились уже у амбразур стен и, когда казалось, что всё погибло, молодая женщина Катерина Сегюран, принесшая еду осажденным, с ножом в руках бросается на турок, сбрасывает в ров нескольких из них, захватывает турецкое знамя и воодушевляет своим подвигом отчаявшихся «ниссардов»: атака была отбита! Тогда Катерина с высоты городских стен оборачивается задом к туркам и в знак презрения к ним задирает свои юбки! По сей день чтится современными ниссардами ее память: на стене в старом городе имеется барельеф героини, а на перекрестке двух уличек в стену вделано турецкое ядро с соответствующей надписью на ниссардском наречии, а также и на французском языке.
Ниссардское наречие представляет собой совершенно безобразную смесь итальянского и французского языков с примесью языков и наречий всех тех «оккупантов», которые в течение веков многократно завоевывали город. Но оно всё же представляет собой одну из красочных черт жизни на Ривьере.
В 1631 году в мае появилась в городе чума. Несчастные жители города засели в своих домах в ожидании черной смерти. На тесных уличках стали жечь серу, смолу, ладан и поливать уксусом дома и мостовую. Доктора в кожаных перчатках и в масках со стеклышками для глаз посещают больных, погружая свои носы в конические сосуды с дезинфекционной жидкостью; священники ходят причащать умирающих, но внушают им мистический ужас своим необычайным видом, ибо их лица и руки намазаны специальной мазью, придающей им дьявольский вид; нотариусы, не входя в зараженные дома, записывают последнюю волю умирающих, которую им выкрикивают в открытые окна. Город агонизирует семь месяцев! Но вскоре для Ниццы наступили более счастливые времена: кончились эпидемии и голодовки, приступы и побоища, разрушения и резин, когда Людовик ХIV, захватив город, приказал разрушить «Замок» на холме. С тех пор сохранилось до наших дней за верхушкой холма всего лишь название «Замка», да несколько остатков фундаментов — это всё, что осталось от бурной и кровавой истории Средневековья…
В «Старом городе» сохранилась группа домов, где было еврейское гетто: там обосновывались евреи, спасаясь от преследований французских королей — Савойские герцоги были очень терпимы к ним, предоставляя широкие возможности в торговле и в банковских делах, которыми они занимались прежде в Провансе с большим успехом.
В 1807 году в Ницце в доме на самой набережной порта родился Джузеппе Гарибальди. Хотя ему и удалось дело объединения Италии, но ему пришлось пережить большие огорчения и разочарования на счет судьбы своего родного города: несмотря на его протесты, в Ницце был устроен в 1860 году плебисцит и ниссарды проголосовали за присоединение города и его окрестностей к Франции[307].
Сто лет тому назад Ницца только лишь начала превращаться из захолустного городишки в тот великолепный город, каким она стала в наше время. Английские туристы оплатили тогда первоначальное устройство аллей вдоль берега для своих традиционных маршей. Потому набережная и по сей день называется «Прогулка англичан», или, по-нашему скорей Английская набережная. Местные жители, «ниссарды», недаром называют свой город Nissa la Bella «прекрасная Ницца», которая бесспорно обладает самым удачным и самым живописным местоположением. Освещаемая прямо с юга средиземноморским солнцем, она окружена с запада, севера и востока тройным, почти непрерывным рядом холмов и горных возвышенностей, которые, постепенно поднимаясь, переходят в гигантскую, покрытую вечными снегами, цепь Приморских Альп, являющихся природным барьером от северных ветров, что и объясняет наличие в Ницце изумительно теплого климата в зимнюю пору. У подножия этого величественного амфитеатра на прибрежной равнине веерообразно и раскинулась жемчужина Средиземного моря — Ницца, среди пальм, эвкалиптов, мимоз и многих других экзотических растений и цветов. С этих окружающих город высот открывается чудесный вид на Ниццу, уже давно ставшую излюбленным местом пребывания ищущих яркого и теплого южного солнца, согревающего в зимнюю пору душу и тело тех, кто приехал сюда спасаться от стужи, метелей и долгого зимнего мрака севера.
Стали наезжать и заживаться здесь и наши соотечественники. Герцен переживал здесь свои семейные драмы. В ноябре 1851 года мать Герцена выехала на пароходе из Марселя в Ниццу. По пути произошло кораблекрушение, и его мать н сын Коля погибли в море. «Во время ее отсутствия» — пишет Герцен в «Былое и думы» — «мы переехали в другой дом, также на берегу моря, в предместье С. — Елен. В доме этом с большим садом было помещение для моей матери; мы убрали ее комнату цветами: наш повар достал с Сашей китайских фонарей и развесил их по стенам и деревьям. Всё было готово; дети часов с трех не сходили с террасы». Герцен поехал встречать своих на пристань, где ему сообщили страшную весть о гибели матери и сына. Когда он вернулся домой, «в столовой всё было готово: бутылка вина стояла во льду, перед местом моей матери — букет цветов, перед местом Коли — новые игрушки…» Не прошло и полугода, как в Ницце же скончалась жена Герцена. «Она лежала вся в цветах», — пишет Герцен в «Былое и Думы», — «Шторы были опущены. Я сидел на стуле, на том же обычном стуле возле кровати; кругом было тихо, только море шипело под окном. Флер, казалось, приподнимался от слабого, очень слабого дыхания. Кротко застыли скорби и тревоги, словно страдания окончились бесследно, их стерла беззаботная ясность памятника, не знающего, что он представляет. И я всё смотрел, смотрел всю ночь. Ну, а как, в самом деле, она проснется? Она не проснулась. Это не сон. Это — смерть! Итак, это правда!»
Затем прошло почти 20 лет его бурной политической деятельности, «Колокола», надежд и разочарований. В 1870 году тело Герцена было предано земле на старом кладбище в Ницце. Друзья его и почитатели, воздвигнув достойный памятник на его могиле, высекли на цоколе еврейскую звезду в память его матери, Луизы Хааг из Дрездена.
С тех пор прошло много, очень много страшных