– Так почему ты постоянно об этом думаешь? И связываешь это с Руфью?

– Потому что до сих пор чувствую свою вину. За ее горе. За ее смерть.

– Пойми же ты раз и навсегда, Грей Ридли, это не ты ее убил! Может, хватит терзать себя, обвиняя в том, чего не было?

– Если бы я знал. – Он сжал виски с горестной гримасой. И только теперь заметил, в каком состоянии ее одежда. – Я ведь и тебя терзаю своими выходками. Прости меня! Прости чудовище, которое взяла себе в мужья!

– О мой любимый, мой дорогой! – промолвила она, поднимаясь и простирая к нему руки. – Пойдем. – И Аллегра повела его, совершенно покорного, к кровати, и помогла раздеться, чувствуя удивительную, материнскую нежность. У этого сильного, храброго мужчины душа была изранена настолько, что он не смог бы обойтись без ее поддержки. Удивительно, но это было так.

Торопливо скинув одежду, она поспешила улечься рядом. Горячая, трепетная, жаждущая его объятий. Готовая разделить с ним страсть, готовая стать тем сосудом, что примет в себя всю его боль и муку, чтобы даровать своему любимому душевный покой.

Их соитие было нежным и неторопливым: каждому хотелось подарить как можно больше ласки и любви, наслаждаясь тем, что ему верят и понимают. Когда все было кончено, оба затихли, полностью поглощенные миром своих чувств.

Но вот Аллегра нетерпеливо поежилась: некая мысль не давала ей покоя.

– Послушай, может, ты задержался в Лондоне… и подвергаешься нападкам таких, как Баттерби, потому что опасаешься моего презрения? Но я не хочу, чтобы ты так терзался из-за меня. Что бы ни случилось – я тебя не разлюблю!

– Нет, – возразил Грей, приподнявшись на локте и целуя ее, – я делаю это для себя. И для своей чести. – Он поцеловал ее мягкий живот и добавил: – И на благо нашего ребенка.

– Я не забыл сообщить, что нынче вечером вы неотразимы, леди Ридли?

– Благодарю, лорд Ридли, – пропела Аллегра, приподняла подол розового атласного туалета и грациозно поклонилась. – Мой супруг не жалеет денег на наряды.

– Ваш супруг с превеликим удовольствием скинул бы с вас все наряды до последней нитки и оставил бы голой в своих объятиях, – промурлыкал Грей, лукаво улыбаясь и целуя тонкие пальчики.

Она игриво повела плечиком:

– Мой супруг – совершенно ненормальный, сэр.

– О да, – подхватил Грей с самой плотоядной улыбкой, на какую только был способен. – И мысли у него ненормальные. Но увы! Придется ему ждать и страдать, пока не наступит его час. – И он еще раз поцеловал Аллегре руку. – И это правда, любовь моя, ты сегодня неотразима. Его величество со мной согласен.

– Откуда ты знаешь? – к удивлению и радости Аллегры, на бал у графа Барлингтона неожиданно явился сам король Георг. Настоящий солдат, равнодушный к моде, он был в простом, гладко уложенном парике, строгом смокинге и бриджах табачного цвета. Единственным украшением была ярко-голубая орденская лента через плечо.

Аллегра поклонилась как можно более почтительно и осмелилась пробормотать какую-то благодарность за снисхождение к Бэньярдам. Однако король ответил непонимающим взглядом, а потом отвернулся и зашептался о чем-то со своими спутниками. Только теперь Аллегра вспомнила, как Грей говорил, что его ганноверское величество не утруждает себя изучением английского языка.

– Так откуда ты знаешь? – повторила она. – Что он счел меня красивой?

– Ну, надо быть слепым, чтобы этого не заметить, – просиял Грей. – Кроме того, я немного понимаю по-немецки. И когда король ушел, остальное мне перевел Барлингтон.

Пусть мимолетное – посещение короля добавило блеска и без того праздничному вечеру. Лорд Барлингтон славился своим гостеприимством. Один из самых богатых людей в стране – пускай и не самый выдающийся – он умел позаботиться о том, чтобы гости ни в чем не знали отказа. В одном углу бального зала они могли угоститься чаем, в другом – перекинуться в какую-нибудь простенькую карточную игру. Дом сиял огнями, звенел музыкой, в одной из гостиных был накрыт стол для тех, кто проголодался. Барлингтон также отвел отдельный кабинет для тех, кто предпочитал провести вечер за более серьезными играми.

На Аллегру снизошло умиротворение. Гости были дружелюбны с Греем и рады познакомиться с его молодой женой. На какой-то миг ей даже подумалось, что с издевками и вызовами на дуэль навсегда покончено. И она может позабыть страхи.

Но в следующую минуту ей стало смешно. Глупая Аллегра! С глупыми надеждами. Как будто хоть один мужчина с принятыми в этом обществе понятиями о чести допустит такое! Боже его упаси, но рано или поздно Грей снова спровоцирует кого-нибудь бросить ему перчатку, чтобы вступить в единоборство со своими демонами и доказать свое мужество всем и каждому.

Ну вот, он уже надменно вздернул подбородок и пробурчал, окидывая взглядом нового гостя, переступившего порог:

– Лопни мои глаза, вот еще один французский пес![3]Ты когда-нибудь видела на мужчине столько тряпок?

Аллегра остолбенела. Действительно, этот человек не мог не привлечь к себе внимание в обществе, где простота мужского костюма считалась образцом. Кричаще-алый атласный камзол и жилет нового гостя были обильно покрыты серебряным шитьем, а по всей длине белоснежных чулок были вышиты алые розы – вплоть до самых подвязок. На отделку жабо и манжет пошел не один десяток метров самых пышных кружев, а невероятных размеров парик почти закрывал плечи. На перевязи болталась длинная шпага в богато изукрашенных ножнах, но при этом имелась и тросточка. По сравнению с этим человеком Баттерби с дружками казался просто ощипанным цыпленком.

А он как ни в чем не бывало стоял и озирался с самодовольной улыбкой. И тут Аллегра охнула:

– Господи Боже! Да это же Чарли!

– Совершенно верно, – фыркнул Грей. – Похоже, он собрался доказать всем и вся, что намерен восстановить былое величие своего рода. Представляю, какие счета поступят ко мне на следующей неделе.

– Что это значит?

– У твоего брата обнаружилась весьма неприятная привычка отказываться платить по счетам. А когда кредиторы уж очень наседают, он небрежно советует им обратиться к своему богатому зятьку.

– Ох, Грей, как ты посмел такое допустить! Даже ради меня!

– Аллегра, ему пришлось слишком нелегко, – примирительно погладил ее по щеке Ридли. – Дай ему немного воли. И немного времени, чтобы прийти в себя. Наверное, он уступает тебе в силе духа. И ему труднее преодолеть прошлое.

А Чарли двинулся к ним все с той же гримасой.

– Аллегра! Скажи, стоит ли это сборище потраченного на него времени? Мне так не хотелось уходить с маскарада на Маркет-плейс! Вот уж где веселятся от души! Половина лондонских матрон сидят и гадают, удастся ли их дочуркам сохранить целомудрие, – представляешь, каков там бал? – И он возбужденно осмотрел зал с кучками гостей, негромко беседующих в разных углах просторного помещения. – Ну и дохлятина здесь топчется! Глаза бы мои их не видели! Интересно, хоть в карты есть с кем перекинуться?