В-четвертых, недораспавшаяся империя оказалась в серьезном тупике в сфере внешней политики. Имперские иллюзии властей, соединенные с мировосприятием значительной части населения, требуют экспансии в направлении бывших провинций, защиты своей «сферы влияния», «окормления» оставшихся за рубежами страны соотечественников и сочувствующих. В то же время явное несоответствие финансовых и военно-политических потенциалов России и других мировых сверхдержав не оставляет надежд на реализацию этих планов. Следствием становится нарастающая конфронтация России и мира; империя, судя по всему, не может ужиться с современными демократическими государствами. Соперничество и конфликты ведут к дальнейшей изоляции страны, отуплению ее населения и ускорению эмиграции тех, кто не идентифицирует себя с соответствующей политикой или стремится к той самореализации, которую не обеспечивает строящаяся в стране государственная экономика.

Трагичность внешнеполитической ситуации обусловлена ее вероятной немодифицируемостью в ближайшие десятилетия. В последние годы конфликт с внешним миром представляется политиками как основная причина российских экономических и социальных проблем, а необходимость противостояния Западу во многом обосновывает важность утверждения собственных нравственных ценностей. Именно поэтому, на наш взгляд, очередная внешнеполитическая «перестройка» или хотя бы «перезагрузка» выглядит малореальной: внешняя политика в нынешней России, хоть и кажется самостоятельной сферой, давно превратилась в подпорку внутренней[1004] — и сейчас властям необходим конфликт, которым они могли бы объяснять результаты собственной несостоятельности. У внешнего мира пока также нет серьезных причин искать благосклонности Москвы, которые могли бы привести к восстановлению разрушенных связей. Таким образом, и в данной сфере, как и во многих других, Россия сегодня как бы находится в некоем тоннеле, или колее, которые однозначно предопределяют ее дальнейшее развитие.

Что следует из сказанного выше? На наш взгляд, только одно: попытка реставрации московских/российских имперских практик, предпринятая после краха Советского Союза, была вполне естественной и, видимо, неизбежной. Сегодня понятно, что она не завершится никакой серьезной территориальной экспансией и новая империя останется ориентированной вовнутрь, подавляя собственное население в гораздо большей мере, чем угнетая чужое. Становится также очевидным, что имперский ренессанс имеет чрезвычайно комплексный характер: в нем задействованы и ожидания населения, и коммерческие интересы элит; и объективные экономические тренды, и элементы осознанно проводимой антисоциальной политики; и внутри-, и внешнеполитические факторы. Поэтому было бы совершенно ошибочным предполагать, что события, свидетелями которых все мы стали в начале XXI века, были случайными и обусловлены персональными факторами. Постсоветское развитие не могло не пройти через этап «увлеченности» имперскостью, а сама она не могла не копировать практики той Московской империи, в границы которой в общем и целом сегодня заключена страна.

Основным выводом, к которому легко прийти, оценивая как нынешнюю политическую, экономическую и социальную ситуацию в России, так и позиционирование страны на международной арене, является тезис о том, что власти сегодня действительно больше всего ценят «стабильность», которая может рассматриваться как не-развитие. С одной стороны, дальнейшая архаизация экономики и общества, хотя они и могут казаться некоторой части элиты желательными, тем не менее вряд ли возможны без формирования серьезных угроз для национальной безопасности. С другой стороны, модернизация всех сторон жизни никак не входит в планы власти, так как способна подорвать ее положение собственника государства и его ресурсов. Поэтому основной задачей политической элиты выступает поддержание нынешнего устраивающего ее состояния при максимально возможном недопущении технологической и экономической деградации.

Задача эта, однако, исключительно сложна. Россия в ее нынешнем виде остается слишком комплексной страной для того, чтобы надолго вернуться во времена Московской империи. Несмотря на ее пространственную ограниченность, в ней «зашиты» все политические и национальные противоречия прошлых империй. Попытки Москвы представить себя в качестве мощного экономического игрока и центра постимперской интеграционной консолидации, несомненно, столкнутся с тем, что экономически метрополия в невиданной ранее мере зависит от своей поселенческой колонии. Откровенная слабость социальной политики будет вызывать нарастающую эмиграцию, что не было свойственно прежним российским имперским структурам. В результате долгосрочные источники экономического роста и повышения качества жизни уже сейчас выглядят исчерпанными, а в перспективе ситуация станет еще более драматичной. Все это говорит о том, что нынешний политический режим и нынешняя экономическая система, сформировавшиеся в России, не являются некоей конечной точкой постсоветского (и тем более постимперского) транзита. Впереди нас ждет неминуемая дестабилизация с непредсказуемыми результатами.

Власть боится такого сценария развития событий, и причины этого вполне понятны. Мы хотели бы отметить, однако, что известна масса случаев того, когда в нашей стране интересы власти и интересы народа расходились кардинальным образом, — и потому мы не считаем, что благо имперской верхушки сегодня является благом для большей части населения страны. И поэтому когда нынешний имперский режим окажется на грани краха по причине своей собственной неэффективности, мы убеждены, что у россиян не будет никаких рациональных причин стремиться продлить его существование. Постимперский транзит после распада Советского Союза не получился, как не получилось формирование ни демократического федеративного государства, ни современного правового режима, ни эффективной рыночной экономики, основанной на частном предпринимательстве. Но, перефразируя классика, «жить в мире и быть свободным от мира нельзя», а время империй в глобальном масштабе давно прошло. И когда рухнет в той или иной форме и та последняя империя, в которой мы сейчас живем, нам или нашим детям следовало бы не оплакивать ее, а всячески содействовать становлению нового, постимперского и правового, государства — первого в тысячелетней истории России…

Любая книга — это своего рода небольшой отрезок пути в осмыслении того или иного явления, который приводит к несколько более полному его пониманию, но отнюдь не снимает всех вопросов, которые могут иметься у пытливого исследователя. Задачами ответственных перед собой и читателями авторов выступают как субординация фактов, позволяющая сделать некоторые новые выводы, так и постановка вопросов, на которые они не могут или не решаются дать ответ. Поэтому заключение мы хотим разделить на две части: обобщающую сказанное и ставящую вопросы для будущих исследований.

Основные итоги выглядят так. Россия, в которой мы сегодня живем, — уникальная с точки зрения ее имперского опыта страна. Ее исторический центр на протяжении столетий находился на далеких перифериях соответственно римско/византийской, монгольской и европейской цивилизаций, что, с одной стороны, открывало огромные возможности для плодотворных культурных, социальных и технологических заимствований, и с другой, порождало здоровое стремление к «выходу из тени» (в более грубом современном прочтении — «вставанию с колен») более могущественных и влиятельных соседей. Последнее обусловливало мотив для развития и конкуренции, а первое обеспечивало важное средство экономии сил, энергии и обогащения исторического опыта. В этой ситуации возвышение Московии было во многом предопределено. Ее развитие, превращение в Россию и масштабная экспансия были обусловлены тем, что страна оказалась на перекрестке культур и умело воспользовалась открывавшимися возможностями. При этом статус такого «перекрестка», постоянное пребывание в борьбе и соперничестве с соседями, а также доминирование религиозно-мессианского начала (крайне важного для сохранения идентичности страны) привели к тому, что Московия до начала своей масштабной пространственной экспансии не превратилась в национальное государство в европейском смысле этого слова и стала с первых самостоятельных шагов развиваться как империя par excellence.