Сольнесу начинает казаться, что он много лет мучительно пытался что-то припомнить. Теперь он думает, что это была та встреча с девочкой — «чертенком» в Люсангере. Позже Хильда заставляет его признать, что он мог позвать ее к себе. «Этак… про себя», — говорит она, намекая на слова Сольнеса о том, как живущий в нем «тролль» может призывать бесов — «сотрудников и пособников». Сольнес задет за живое. Он верит, что можно получать то, чего сильно желаешь. Поэтому он тихо и задумчиво говорит ей: «Я готов думать, что звал» (4: 247). Хильда явилась к нему как сама молодость — не та, которой он так боялся, а та, которой он страстно желал. Теперь она просит его открыть дверь.

Но Хильда представляет собой и нечто иное, нечто непостижимое как для самого Сольнеса, так и для нас. Мы вместе с Сольнесом вправе спросить, почему она приехала и что ей от него нужно. Она предъявляет к нему свои требования, а он хочет подарить ей «королевство». Но Хильда уточняет: не нужно, «чтобы это непременно было обыкновенное, настоящее королевство». Стало быть, речь идет о чем-то другом (4: 221).

Итак, десять лет назад Сольнес обещал ей вернуться в образе тролля, похитить ее, сделать принцессой и взять с собой в сказочное королевство. В этом королевстве, согласно представлениям героини, есть замок с башней головокружительной высоты. Постепенно требования Хильды к строителю конкретизируются. Они также отвечают его собственному сокровенному желанию строить башни — не церкви, а дома соответствующей архитектуры. Для башни как архитектурного сооружения характерно, что она стремится «ввысь… на простор» (4: 222).

Таким образом, это желание героя может выражать неодолимое стремление к свободе и потребность возвыситься над обыденной жизнью, дабы обозревать ее с высоты. С высокой башни открываются совершенно иные виды. Вспомним частую ссылку Ибсена на то, что художник, писатель должен не только видеть, но и соблюдать необходимую дистанцию. Такое положение наблюдателя всегда ассоциируется с возвышенностью, горами, острыми пиками.

Мир представлений Хильды и то, что она рассказывает Сольнесу, служат подтверждением главных ценностей его собственного внутреннего мира, тех мыслей и желаний, которые он долго вынашивал в одиночестве. Поэтому ее приход он воспринимает как освобождение. Он также начинает понимать, что она — именно та, кого ему больше всего не хватало. Позже он признаётся ей: больше всего его привлекает то, что он называет «невозможным». И с этим ассоциируется для него Хильда. Ибо оказывается, что у нее все точно так же — в ней живет свой «тролль», и она, подобно Сольнесу, стремится к невозможному:

Именно это вскоре и подтвердит Сольнес, слушая ее рассказ об окончательном разрыве с отцом и несвободной жизнью в Люсангере. Тогда он говорит, что в Хильде, как и в нем самом, живет тролль. Этот тролль подманил и привел ее к Сольнесу.

Их разговор во втором действии продолжается:

Здесь бросается в глаза общность характеров Сольнеса и Хильды — она совершенно очевидна. Это дает основание считать героиню вдохновением строителя, олицетворением его воли делать невозможное возможным, воплощением самой его творческой силы. Но это его стремление имеет и деструктивный аспект, неотделимый от созидательного. Такова же и Хильда. С одной стороны, она вдохновляет на творческую деятельность, с другой — ведет к разрушению и пустоте.

В только что процитированном диалоге Хильда переводит разговор на иную тему: предпосылкой действия является наличие здоровой совести. Теперь их общение и взаимопонимание будут происходить не в сказочном мире, а в мире саг.

Однако между этими двумя мирами имеется связующая нить: мораль «тролля» ассоциируется с языческой моралью викингов. Викинг действует хладнокровно, с чистой совестью. Способность так действовать утрачена в последующие эпохи, поскольку людям была навязана совершенно иная мораль. В мире представлений Хильды и Сольнеса викинг становится образцом человека, который сам, без оглядки на других, определяет для себя нормы поведения и без всяких колебаний стремится к тому, чем жаждет овладеть.

Но тот, кто живет в другую эпоху и к тому же строит церкви, воспитан в иной морали, которая сковывает свободу действий. Хильда ясно видит обусловленную этим двойственность Сольнеса. Себя она связывать моральными узами не желает. Но порой и она бывает встревоженной, потому что скорбный вид Алины пробуждает в ней мысли о близких. Тогда Хильда колеблется, испытывая желание уйти и распрощаться с мечтой о Сольнесе.

Сблизившись с Алиной, она сокрушенно говорит Сольнесу, что не может поступить с нею дурно, потому что узнала ее: «…Не смеешь протянуть руку к собственному счастью. К собственной жизни своей! Из-за того лишь, что у тебя на дороге человек, которого знаешь!» (4: 260). Хильда все еще сомневается, умеет ли она право, вопреки всему, добиваться своего. Вскоре становится ясно, что она отбросила все сомнения.

Хильда слепа и глуха по отношению к близким и к окружающей жизни. Она, как и Сольнес, уверена: чтобы подняться над судьбами обычных людей, нужно обрести хладнокровие викингов и спокойную совесть. Хильда понимает, что Сольнес думает так же, как она, и отныне он — ее строитель. Он построит ей замок в том королевстве, которое обещал, — и она в нетерпении требует начать прямо сейчас. И тогда они станут единым целым. Этот замок будет гордым и свободным, с невероятно высокой башней, которая вознесет их над всем остальным человечеством. Над человеческим обществом и его моральными нормами.