здесь перо птицы часто уже превращалось в волосок из гривы или хвоста коня, в чешуйку рыбы, в щетинку животного и т. д.

Для сравнения с песнью о Ваньке Вдовкине сыне я мог представить только один буддийский рассказ из "Гессер-Хана"; но, без сомнения, есть редакции несравненно более старые, и на них указывают уцелевшие в нашей былине подробности о волшанской книге и о Могуль-птице.

Рассмотрев подробно нашу былину о Ваньке Вдовкине сыне, мы имеем теперь возможность сравнить её с другою нашею былиною, а именно с былиной о Вольге Всеславьевиче. Этой последней думали придать у нас особенно важное историческое значение, находя тут черты из истории древнего нашего князя Олега. Но она кажется мне не чем иным, как только особенною редакциею былины о Ваньке Вдовкине сыне и рассказа из "Гессер-Хана". И здесь, как и там, главных действующих лиц трое: 1) вражеский царь (Турец-Салтан, или Салтан Бекетович, или индийский царь — Волшан Волшанович и двенадцатиголовый великан-волшебник); 2) находящаяся у него во власти женщина (царица Панталовна, или царица Давыдьевна, или царица Азвяковна, молода Елена Александровна = Марья Волшановна и жена Гессер-Ханова); и 3) богатырь (Вольга Всеславьевич = Ванька Вдовкин сын и Гессер-Хан). Этот последний, т. е. богатырь, принимает на себя разные превращения (льва, волка, сокола, горонастая = горностая, кобчика, маленького бегающего человечка, слепого нищего); он бежит к могущественному врагу и подслушивает, спрятавшись, что там про него самого говорится у вражеского царя с находящейся у него во власти женщиной (эта подробность исчезла в былине о Ваньке Вдовкине сыне, но есть в "Гессер-Хане"); потом он разрушает вредные силы вражеские царя ("тугие луки Вольга переломал, шёлковые тетивочки перервал, у калёных стрел железцы повынимал" = Гессер-Хан подрезывает корни дерева, которое выпускает из себя мечи и рубит всякого, кто подступится: дерево это падает, и с ним уничтожается вся сила волшебника-великана); наконец, после всего этого, герой рассказа убивает вражеского царя и берёт себе в жёны находившуюся у него во власти женщину. Все же подробности о товарищах или войске Вольги Всеславьевича и о выловленных им зверях, птицах и рыбе — не что иное, как не идущий вовсе к делу и ничем не объяснимый, ничем не оправдываемый нарост былины. Но где произошёл этот нарост: в русских ли уже редакциях, или ещё в восточных, — пока определить не можем.

* * *

Мы окончили общий разбор десяти избранных нами былин; следовало бы теперь приступить к частному — т. е. к рассмотрению и сличению находящихся в них подробностей о жилище, одежде, вооружении, еде и питии, привычках и т. д. действующих тут героев и героинь, — но мы переносим всё это в третью часть, где такое сличение займёт у нас довольно важное место в числе доказательств и материалов для наших выводов.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВЫВОДЫ

Я рассмотрел лишь немногие из русских былин; но эти немногие принадлежат к числу самых важных и характерных между всеми нашими былинами и представляют столько значительных и плодотворных выводов, что мы имеем возможность и обязанность изложить главнейшие из них уже и теперь, не дожидаясь того времени, когда русские былины будут рассмотрены с анатомическою подробностью все до единой.

Я разбирал былины так — называемого древнейшего нашего периода, т. е. те, которые соответствуют временам древней и средней истории нашей, эпохе до XVI столетия. Тут уже идут, со времён Ивана Грозного, былины, имеющие свой особенный характер, своё особенное значение, и их я не касался. Сообразно этому, и настоящая, III часть моего исследования, будет иметь предметом своим русские былины, предшествующие времени Ивана Грозного, или XVI столетию.

Выводы мои двух родов: одни отрицательные, другие положительные. Излагая первые, я думаю определить: чего мы теперь не можем и не должны больше находить в русских былинах, как это прежде делалось; излагая вторые, я надеюсь определить: что именно мы можем и должны нынче находить в былинах.

После тех и других выводов я попытаюсь указать, какие самостоятельные, собственно национальные элементы и подробности присутствуют, по моему мнению, в наших былинах.

I

Прежде всего представляется вниманию исследователя то соображение, что русские былины не имеют ровно никакого права называться "былинами".

В самом деле, что такое "былина"?

Это такое создание нашего народного творчества, основою которого признают что-то действительно случившееся, "быль". Былинами называют те из числа наших песен, которых герои носят более или менее исторические имена из времён древнего периода русской истории (Олег Святославич, князь Владимир, князь Добрыня, Ставр-боярин, купец Садко), которых действие происходит посреди древнеисторической нашей обстановки, во время очень определённого, по-видимому, периода (время до Владимира, время при Владимире) и в местностях, носящих древнерусские названия (Киев, Новгород, Чернигов, Муром, Рязань, места у Днепра, Волхова, Ильмени). Без сомнения, не считали этих рассказов вполне, от начала и до конца, историческими: нельзя же было признавать, что все изложенные там события действительно случились, когда многие подробности имеют характер явно мифический или же просто фантастический — таковы, например, змеи, чудовища, всякие вообще сверхъестественные предметы, очарования, превращения, нечеловеческие силы. Но тем не менее с полным убеждением веровали, что "содержание эпических песен нашего народа — всегда лица или события его народной жизни; что если отделить сверхъестественное, всё остальное в былинах до такой степени верно и справедливо воспроизводит историю, что для так называемого простого народа они "несравненно выше всевозможных исторических руководств или учебников и служат ему единственным и самым популярным средством к поддержанию и укреплению национальных сил, развитых в народе его историей. Вопреки своим грубым анахронизмам былина в общем составе, в нравственной характеристике лиц и в понимании великих событий старины, и до сих пор ещё не встречает себе соперничества ни в одном историческом сочинении, а по искренности национального чувства она может равняться только с самыми лучшими страницами летописи, которой служит живым народным отголоском".

В противоположность былинам