ветра, миновавшее стену из человеческой гнили. Иона жаждет слиться с нею, согреть обледенелую душу. Аланис охватил стыд: я недостойна этих чувств. Я же – змея, потаскуха, злодейка. Знала бы ты, что я такое… Но сказочное тепло захлестнуло с головой. Блаженство – быть нужной, родной, любимой.

- И я счастлива… - выдохнула Аланис, сжимая пальцы Ионы.

Путевец хрипло кашлянул. С черною ненавистью он наблюдал их близость, и вдруг Аланис испугалась: а вдруг он ощутит лишнее? Джоакин глух, как дерево, как булыжник мостовой… но даже камень заметит такую бурю.

Аланис отпрянула, сказала:

- Я счастлива, миледи, что вы целы и невредимы.

- Ты видишь только тело, - прошептала Иона.

- Ваша душа заслужила страданий. Вы предали мужа.

Иона заморгала, пытаясь понять. Аланис не смогла задушить в себе все, радость еще лилась из глаз и опровергала слова. Северянка не знала, чему верить.

Глухой Джоакин поверил словам. Осклабившись, ввернул от себя:

- Нет худшего проступка для женщины, чем предать супруга!

Иона впилась в лицо Аланис.

- Но ты же…

Ты же с нами? – это она хотела спросить. Не будь путевца, Аланис ответила бы: сожри меня тьма, конечно! Я бросила Эрвина и сорвала его план, и погубила иксов в гробнице Ингрид. По всем законам Севера, мне нет прощенья. Ориджины казнили людей за десятую долю того, что натворила я.

Но, разумеется, я с вами! Кровью, сердцем, душой, честью – всем, что во мне осталось. Я достаточно пробыла среди чудовищ, чтобы точно понять свое место. Больше нет сомнений в том, кто свой, а кто чужой.

- Я осуждаю ваш поступок, миледи. Неудивительно, что граф Виттор поместил вас в клетку.

Джоакин расплылся в ухмылке. Иона смотрела подруге в глаза, все больше путаясь, теряясь.

- Что с Эрвином?.. Ты знаешь о нем?..

Я знаю главное, - сказала бы Аланис. Возможно, он жив, а может, мертв, и это неважно. Я предала его, он – меня. Я поступила мерзко, он ответил тем же. Я хотела отдаться его злейшему врагу. Он был дураком, а я – дурой… Теперь, глядя сквозь время, нельзя ошибиться. Мы должны были быть вместе. Боги создали нас друг для друга. Мы приложили идову массу усилий, чтобы сломать их план. Если он жив, если ты выживешь, если каким-то чудом вы встретитесь, – передай ему мои слова.

Голосом она произнесла:

- С тех пор, как Эрвин предал меня, я не слежу за его судьбой.

И вот теперь Иона выпустила ее руки.

- Прости его…

- Я постараюсь.

- Пора идти! – приказал Джоакин, беря ее за локоть.

- Прощайте, миледи. Очень жаль, что вас не будет в часовне, - шепнула Аланис на сей раз без игры.

Вслед за путевцем она покинула комнату. Спускаясь по лестнице, оперлась на его крепкую руку, украшенную Перстом. Она ненавидела Джоакина за то, что испортил самый искренний разговор. Но она обожала его – за то, как он идеально, образцово низок. Надежный маяк, указующий место, куда ни за что не нужно плыть. Без него Аланис могла и усомниться…

Пересекли двор. Прошли между рядов монахов, бубнящих «трудами и молитвой». Дверь часовни открылась, дохнула прохладой, благовонием, свечным воском.

- Прр-рошу миледи, - процедил Джоакин, пропуская Аланис вперед.

Чувствуя гнев и страсть, и уверенность, и бесконечно прекрасную полноту жизни, леди Аланис Аделия Абигайль рода Агаты вошла в храм Уэймарского замка.

Меч - 3

1-2 августа 1775г.

Уэймар

Бегство агатовских войск сильнейшим образом впечатлило Джоакина. Он увидел в том ни что иное, как доказательство гениальности своего сеньора – графа Виттора Шейланда. Ведь это граф сказал: «Чувствую, лучше подождать». И они отложили на сутки отчаянную атаку – и в эти самые сутки пришла помощь! Столь могучая, что враг бежал без боя. Кровавое сражение, которое стоило бы жизни сотням солдат, вовсе не состоялось!

А это – лишь первое из чудес. Не успели они обрадоваться свободе, как примчал вестовой из войска Галларда Альмера и попросил телеги. «Зачем?» - спросил граф и получил ответ: «Его преосвященство привез вам в подарок десять тысяч пудов провианта!» На голодных уэймарцев, что еще вчера жевали подметки, пролился животворящий дождь!

Конечно, телеги нелегко было найти. Отступая, кайры забрали и повозки, и коней. Гонцы графа Виттора помчали по окрестным селам в поисках тяглового скота. А тем временем корабли приарха вошли в порт и начали разгрузку, и первые сотни мешков солдаты принесли в замок на своих плечах. Следом гнали свиней и коз, катили бочки с вином и водой… Такая река изобилия хлынула в город, что люди, пережившие осаду, буквально плакали от счастья. Благородный приарх Альмера благословлял их собственной рукой и молил богов, чтобы больше никогда уэймарцы не знали голода.

Приарх привел с собою тысячу рыцарей, тысячу боевых монахов и шесть тысяч шаванов. Общим счетом армия графа превысила десять тысяч человек, и Перстов теперь стало не пять, а тридцать. Вне сомнений, войско графа Виттора Шейланда стало сильнейшим на севере!

Ликование смыло все раздоры. Граф Флеминг забыл презрение к трупоедам и пожал руку Хорису. Мародеры и дезертиры – так называемые «задние» - были прощены и получили щедрое довольство наравне со всеми. Хаш Эйлиш прыгнула на шею Джоакину и покрыла его поцелуями. «Прости, что не поверила тебе! Ты сказал: все будет хорошо – так оно и вышло!» Граф Виттор с величайшим гостеприимством принял союзников, каждого заключил в объятья и осыпал комплиментами. Встреча прошла так душевно, будто родные братья свиделись после долгой разлуки!

Но в самый разгар праздника Джоакин испытал потрясение: в Уэймарский замок въехала Аланис Альмера.

Одного взгляда хватило, чтобы он окаменел и лишился дара речи. Миледи изменилась невероятным образом: она стала еще красивее! Ее черты обрели глубину, выразительность, силу. Год назад Аланис была алмазом. Теперь этот алмаз искусно огранили и снабдили изысканной оправой. Граф сказал: «Миледи, ваш свет рассеял здешний туман», - и это не было метафорой. Аланис сияла ярче, чем сама Звезда.

Но ее блеск вызвал в душе Джо не восхищение, а совсем иное чувство. Ранее он заклеймил Аланис, приписал все возможные недостатки, сделал из нее эталон злодейства. Сейчас он не мог признать за нею хоть какие-то достоинства – ведь это означало бы ошибку, трещину в мировоззрении. Если она чем-либо хороша, значит, он, Джоакин, - в чем-то плох! Он жадно прилип к ней