Мишка вскочил на ноги и бросился к ладье, занятой ратнинцами. Бежать было легко – босиком, без доспеха – а в голове ни с того ни с сего закрутились слова, зацепившиеся в памяти со времен учебы в мореходке: «…Часть весла между лопастью и вальком называют веретеном. Толщина весла в уключине равна одной сорок восьмой его полной длины, ширина лопасти одной тридцать шестой…»

Чалки[45]уже отдали, сходни сбросили, опричникам пришлось сигать на борт прямо с берега через медленно расширяющийся просвет воды между землей и бортом. Кто-то опоздал и оборвался в воду, кто-то не стал прыгать, а отрок Фаддей, не допрыгнув, ударился ногами о борт, но успел уцепиться руками и повиснуть. Ратник Фаддей Чума вытащил своего тезку за шиворот и жизнерадостно заржал:

– О-го-го! Гляньте, какую рыбку выловил!

– Хватит ржать! – рявкнул десятник Егор. – Шевелись! Огневцы подгребают, без добычи останетесь! Михайла…

Егору пришлось прерваться, поскольку все звуки перекрыла громогласная ругань Фаддея Чумы, которому кто-то из людей Глеба, неловко разворачиваясь с веслом, заехал вальком по затылку.

«Пехота, туды б вас, весла лопастями к носу укладывать надо, приподнял и сразу за борт унес, тогда никого не заденешь… не говоря уж о том, чтобы весло вертикально поставить, а потом за борт вывалить, вы такого и не видали никогда!»

– Михайла! – снова заговорил Егор, прервав пинком экспрессивный монолог Чумы. – К ляхам на ладью без доспеха не лезть! Стрелять отсюда, и не забудьте: главаря приказано живьем взять!

– У нас тупые болты есть! – отозвался Мишка. – Мы его обезножим, а вы…

– Да шевелитесь же, обормоты! – не дослушал Егор. – Как корову рожаете!

Щелк, свищ-щ, свищ-щ, хрясь, бзынь!

– Уй, бля-а-а!..

С полдесятка стрел прилетели от ляшской ладьи. Несколько просвистели мимо, одна звякнула по шлему многострадального Фаддея Чумы, еще одна оторвала щепку от планширя, а кого-то, судя по крику и ругани, зацепило. Мишка не видел, кого именно, потому что уставился на замершего в ступоре урядника Степана, которому стрела расщепила ложе самострела, чуть-чуть не дойдя до живота.

– Щиты на борт!!! – заорал Егор. – Минька… раз приперлись, делом займитесь – не давайте им стрелять! Остальным не высовываться!

«Ну да, лучнику над бортом по пояс выставиться надо, а мы…»

– Опричники! Всем укрыться! Стрелять в щели между щитами… только гребцам не мешайте! Степку, Степку заберите, видите – охренел!!!

Степана сбил с ног кто-то из ратников, а Мишка перебежал к десятнику Глебу, отзываясь на его призывный жест. Тот вместе с еще одним ратником пристроил два щита на борту ладьи, оставив просвет для стрельбы.

– Тебе такой щели хватит?

– Ага, сейчас! – Мишка выудил болт из подсумка и наложил его на ствол самострела. – Подвинься чуть, наискось стрелять придется – ляхов-то уже мимо пронесло.

Сквозь щель между щитами ляшскую ладью было видно довольно хорошо. На корме стоял лях в приличном доспехе и что-то орал, размахивая одной рукой. В него Мишка стрелять не решился – еще убьешь ненароком, а он главарем окажется. Повел самострелом немного левее и чуть не выматерился вслух – давка на ладье была под стать трамваю в час пик, пленники перемешались с ляхами, и их лупили по чему попало, а над головами этой толкучки болтались два весла. Одно, видимо, запасное, выдирали откуда-то изнутри, но получалось плохо – весло торчало лопастью вверх и только меняло, туда-сюда, угол наклона, не продвигаясь к борту, а второе передавали с правого борта, поочередно стукая по головам и своих и чужих, что тоже не добавляло порядка, весла скрестились, мешая одно другому, да так и застряли. Куда стрелять, было совершенно непонятно.

«На что они рассчитывают-то? От насадов им все равно не уйти, да и мы сейчас разгонимся… Кстати, а где насады?»

Мишка глянул назад и увидел, что на переднем насаде, немного опередившем два других, перестали грести и как-то суетливо возились внутри. Похоже, им от ляшских стрел досталось больше, чем ратнинцам.

– Ну, чего не стреляешь-то? – понукнул Глеб.

– Да там толкучка, не разберешь… Ага!

Над бортом ляшской ладьи поднялось несколько лучников, направляя наложенные стрелы на ладью ратнинцев. Мишка выстрелил в крайнего, и тот запрокинулся назад, запустив стрелу в небо. Тут же у «амбразуры» Мишку сменил азартно сопящий отрок Петр.

Мишка, скорчившись за щитом, собрался взводить самострел, когда ляшские стрелы долетели до ладьи – две с хрустом врезались в щиты, а одна просвистела поверху.

«Три! А лучников было человек пять-шесть, значит, мы двоих-троих уложили».

– Молодцы ребята! – тут же подтвердил Мишкины выкладки Егор. – Уполовинили лучников, теперь не высунутся!

Щелкнул самострел Петра, и его сразу же сменил отрок Серапион. Некоторое время смотрел в щель между щитами, потом недоуменно спросил:

– Дык… а куда стрелять-то? Там, как в муравейнике…

– Ну-ка, дай я гляну! – Глеб оттер Серапиона от «амбразуры». – А никуда не надо! Сейчас мы их догоним, приготовьтесь – мы туда, а вы прикрывайте. Только вот в того, на корме, не стрелять – похоже, главарь… О, и на носу такой же! Придется обоих брать.

– И-и-и раз! И-и-и раз! Навались! И-и-и раз! – командовал Егор. Рулевым веслом он не пользовался, наверно, не умел, но распоряжался вполне грамотно, чувствовалось, что ладейный бой для него не новинка. – Левый борт, полегче! Правый борт, навались!

«О как, даже учитывает, что гребцы сидят спиной по ходу и «лево-право» у них местами поменялись. Умеет, ничего не скажешь!»

Нос ратнинской ладьи покатился вправо, нацелившись куда-то за корму ляшского судна, все еще дрейфующего бортом к течению.

– И-и-и раз! И-и-и раз! Навались! Стрелки! На левый борт, не давать лучникам высовываться! И-и-и раз! И-и-и раз! Правый борт, придерживай, левый, навались! Сильнее, мать вашу!!! Сильнее!

Ладья развернулась поперек течения, и ее начало наваливать бортом на меньшее по размерам судно ляхов.

– Бросай весла!!! Щиты на руку… Вперед!!! Р-р-ратно-о-о!!!

– Р-р-ратно-о-о!!!

Ратнинцы с ревом ломанулись на ляшскую ладью, прессуя толпу, живо напомнив Мишке футбольных болельщиков, штурмующих городской транспорт по окончании матча. Стоящий на кормовом помосте лях рванул меч из ножен, но десятник Глеб, на манер античного дискобола, запустил ему в ноги щит, металлическая окантовка щита врезалась в голени ляха, и тот начал валиться на колени, но окончательно упасть не успел, получив от Глеба еще и удар сапогом в морду. На носу Арсений и Чума «жестко паковали» второго прилично вооруженного ляха, а в середине ладьи творился сущий ад – ратнинцы сначала лезли чуть ли не по головам, а затем, один за другим, начали проваливаться в людскую толчею, как в болото.