комическим явлением, необходимо подходить к нему с известной мерой сочувствия. Эта мера определяется, как мы видели, не родственными или приятельскими отношениями, не теми симпатиями или антипатиями, которые могут питать зрители к игрокам различных спортивных команд. Скажем просто – это нормальное человеческое сочувствие, которое мы обычно питаем к людям и на которое сами рассчитываем со стороны тех же людей, то есть со стороны общества.

Можем ли мы, однако, сказать, что все люди заслуживают одинакового общественного сочувствия? Вправе ли мы ко всем подходить в данном случае одинаково? Отношения между людьми складываются в жизни гораздо сложнее, чем на футбольном поле. Одни и те же явления действительности могут вызывать в разных условиях разную степень как осуждения, так и сочувствия со стороны общества.

Представьте себе загулявшего за полночь, подвыпившего мужа, возвращающегося домой к своей сердитой жене, которая, кстати сказать, не дождавшись его, легла спать. Вы видите, как он, сняв башмаки, крадётся в одних носках по коридору, ступая как можно тише, чтоб не разбудить жену, но неожиданно натыкается на какой-нибудь стоящий у стены предмет, может быть, железное корыто, и со страшным грохотом валит его на пол. Вы, конечно, смеётесь, воспринимая происшедшую с ним оплошность как комический случай. Но представьте на минуту, что перед вами не коридор жилого дома, а коридор тюрьмы, по которому пробирается совершающий побег невинно осуждённый. Он также снял ботинки, чтоб заглушить шаги, но по неосторожности роняет на пол какой-нибудь стоящий у стены предмет, может быть, то же корыто. Несмотря на то что он допустил точно такую же оплошность, как подгулявший муж, мы не воспринимаем её как комический случай и, конечно же, не смеёмся. В обоих этих случаях действуют разные люди, преследующие разные цели, обоим грозит разная степень опасности, поэтому и внушают они нам разную степень сочувствия, вследствие чего один и тот же случай с обронённым по неосторожности корытом в первый раз воспринимался нами как комическое происшествие, а во второй – как страшное или трагическое.

Или представьте себе, что вы видите, как за честным, безобидным человеком гонится хулиган. Вы видите, что он уже догоняет его, уже протягивает руку, чтобы схватить или ударить, но вдруг спотыкается о камень и падает. Вы, возможно, смеётесь, воспринимая это падение как комический случай. Если бы упал честный человек, пытаясь догнать хулигана или преследуя преступника, вы, наверное, не смеялись бы, так как в этом падении не нашли бы ничего комического.

Эти примеры как нельзя лучше показывают, что нет каких-то специально комических положений, неизменно вызывающих смех во всех случаях жизни. Мы не можем рассматривать комическое в отрыве от того, с кем оно происходит, в отрыве от конкретных условий.

Когда мы рассуждали о смехе, не говоря о сочувствии, мы оставляли без внимания вопрос, над кем мы смеёмся, с кем происходит тот или иной комический случай. Это, как мы уже убедились, небезразлично. Общество неоднородно. Люди бывают разные. Мы не можем да и не должны ко всем относиться с одинаковым сочувствием, так как это было бы несправедливо. Мы не станем сочувствовать какому-нибудь преступнику в том, что он потерпел неудачу, пытаясь обобрать честного человека.

По какому же принципу мы можем распределять своё сочувствие к людям? Кому мы должны сочувствовать больше, а кому меньше? Осуждающий смех, как мы видели, не принимает в расчёт ни родственных, ни приятельских отношений. Для него все люди равны, если они хорошие люди, а хорошие, естественно, – те, которые хорошо относятся к обществу, то есть к другим людям. Чем лучше человек, чем лучше он относится к обществу, тем больше сочувствия к себе он внушает. Тот, кто сам плохо относится к людям, тот и со стороны людей заслуживает плохого отношения.

Быть хорошим членом общества – это, в основном и в первую очередь, вносить свою лепту труда в общие усилия, не жить за чужой счёт, не стараться приспособиться так, чтоб за тебя и на тебя другие работали. Человек, идущий вразрез с интересами общества, – это не только вор, грабитель, вообще паразит, который сам не производит полезного продукта, однако потребляет, отнимая у тех, кто его производит, но и плут, спекулянт, тунеядец, лодырь, ловкач, который норовит поменьше сделать, побольше взять, используя всякие дозволенные и недозволенные законом способы; это и бюрократ, и перестраховщик, и конъюнктурщик, и очковтиратель, который не столько делает дело, сколько создаёт видимость дела.

Поведение людей, присваивающих чужой труд, внушает нам меньше сочувствия уже в силу того, что мы вообще относимся к ним с осуждением, неодобрением. В то же время им чаще, чем другим людям, приходится совершать поступки, которые осуждаются обществом. Стараясь из жадности, эгоизма нахватать в свои руки побольше ценностей, они действуют вопреки интересам других людей, а для этого им приходится хитрить, обманывать, лгать, изворачиваться, обходить и нарушать законы; боясь разоблачения, они проявляют трусость, маскируются, лицемерят, заискивают, подхалимничают, совершают тысячи осмеиваемых поступков. Если вор, бюрократ, очковтиратель, эксплуататор и не внушают нам как таковые смеха (они внушают более гневное осуждение), то в силу своего необщественного поведения они вынуждены совершать такие поступки и попадать в такие положения, которые мы можем осмеивать, то есть осуждать, не теряя добродушия, весёлого настроения. Узнавая, например, что где-то орудуют неразоблачённые взяточники или очковтиратели, мы не смеёмся, а возмущаемся. Смеёмся мы лишь в тех случаях, когда эти антиобщественные элементы бывают разоблачены, то есть когда терпят неудачу, совершают промах в своей подлой деятельности и тем самым доказывают свою глупость, неловкость, слабость.

Если для определения комического имеет значение вопрос, над кем мы смеёмся, с кем происходит комический случай, то не менее важен вопрос, кто смеётся, кто воспринимает этот случай. Общество, как мы уже говорили, неоднородно, в особенности общество классовое. Что смешно с точки зрения одного класса, то может оказаться совсем не смешно с точки зрения другого. Однако, говоря об общественном характере осуждающего смеха, о его объективном значении, мы имеем в виду тот смех, который оказывает влияние на жизнь общества в целом, на его движение к лучшему, на его совершенствование. Смех, оказывающий влияние на жизнь общества в целом, – это смех того класса, которому принадлежит будущее, который ведёт общество вперёд, к этому лучшему будущему, а не того класса, который тянет его назад, к прошлому.

Такая точка зрения на общественный характер комического является классовой, но в то же время и объективной, поскольку покуда существуют классы, общество развивается в результате борьбы классов, и объективная, справедливая, общественная точка зрения не может быть