Вторую половину дня я провел в своем центре коммерческого программирования. Коллеги-программисты Алан и Билли, оператор Карлос встретили меня приветливо. Видно, сразу почувствовали, что я не уверен в себе, напряжён. У меня на то были причины: я же попал сюда по блату, не пройдя технического интервью, не доказав, что достаточно подготовлен к работе. К таким ловкачам обычно относятся с насмешкой, а то и враждебно… Но парни оказались доброжелательными и не мелочными.

– Первая работа? – спросил Билли. – Не переживай, привыкнешь быстро.

Алан, он был здесь главным программистом, кивнул:

– Испытательного срока не бойся, давить на тебя никто не будет. А если что – поможем, окей?

Когда оба они вернулись к своим мониторам, оператор Карлос махнул мне рукой:

– Пойдем-ка, покажу кое-что.

Он подвел меня к большому, по пояс мне, белому металлическому ящику, в верхней части которого стояли экран и клавиатура. Ящик монотонно жужжал, из длинных прорезей в его боковой стенке струился нагретый воздух.

– Ага, компьютер! – пробормотал я. Мне почему-то не хотелось показывать, что я взволнован. Я ведь впервые в жизни стоял возле настоящего компьютера, впервые мог прикоснуться к нему. В колледже мы пользовались только вспомогательной аппаратурой – сначала печатными устройствами для перфокарт, потом – мониторами. Сами же компьютеры находились в особой комнате, в которую студенты не имели доступа.

– Хорош, правда? – сказал Карлос и провел рукой по стенке компьютера с такой нежностью, словно гладил щёку любимой девушки. – Это «Система-36», только получили. Высший класс!

И я тут же выслушал подробный рассказ о том, насколько 36-я совершеннее, быстрее, легче в управлении, чем прежняя «Система-34» (Карлос небрежно мотнул головой куда-то в сторону. Там в уголке стояла отслужившая своё 34-я… А ведь совсем недавно и она была фавориткой). Карлос же перечислял всё новые и новые достоинства 36-й. Как деликатно она шумит, как прекрасно отделаны все детали. Тут он снова ласково погладил стенку ящика с закругленными углами. Компьютер явно был для него живым и любимым существом. Закончил Карлос свою речь горячими похвалами в адрес знаменитой компании «Ай-Би-Эм», выпускающей эту систему. И хотя красивый молодой испанец был всего лишь оператором на каком-то малоизвестном предприятии, я думаю, что сам президент «Ай-Би-Эм» был бы растроган и польщён, услышав его…

За свой рабочий стол я уселся уже совсем не таким нервным и трусливым, каким входил в комнату. Я попал к хорошим людям, они меня приняли, это было ясно. Остальное теперь зависело от меня.

Мне предстояло заниматься программой, связанной с работой бухгалтерии. Это была универсальная программа, которая обрабатывала множество данных, таких, скажем, как количество отработанных часов, оплата труда, учет всевозможных закупок у поставщиков. Многие из этих премудростей были мне незнакомы: в колледже мы недостаточно глубоко вникали в проблемы, связанные с коммерческим программированием. Но ведь учился я не только программированию и прочим наукам. В колледже я учился учиться… Придвинув к себе большую стопку всяческих руководств и инструкций, я включил монитор и принялся за дело.

* * *

В таинственную лабораторию Юры Пинхасова (кстати, на работе его звали Эдуардом – возможно, он сменил имя потому, что «Юра» американцам ужасно трудно произносить), так вот, в лабораторию Юры-Эдуарда я попал только через несколько дней. Вечно занятой родственник, увидев меня как-то в коридоре, бросил на ходу: «Будет время, загляни». Поднакопив время за счет обеда, я постучался в дверь с двумя табличками. И тут же убедился, что я посторонний: строгая женщина с русским акцентом, спросив, к кому я и кто я, захлопнула дверь перед моим носом. Впрочем, очень быстро впустила меня, уже улыбаясь: «Заходи»…

Юра стоял на столе, спиной ко мне, склонившись над большим прибором сферической формы. Прибор показался мне похожим на аппарат для глубинных океанских исследований, я не раз видел их на экранах телевизора.

– Нравится? – Юра спрыгнул со стола. – Это и есть печь… Точнее, вакуумная система. Собрали, уже опробовали… – И он поглядел на прибор почти таким же влюбленным взглядом, как оператор Карлос на свой компьютер.

– Ра-а-ботает, прекрасно работает! Вот, погляди…

Одну за другой он протягивал мне различные штуковины. Одна была, как я понял, рефлектором для автомобильной фары. Внутренняя вогнутая сторона его так и сверкала, отражая солнечный свет. «Гляди, как тонко, как ровно!» – бормотал дядя, поворачивая рефлектор в разные стороны. Потом пошли плашки – такие, на которых монтируют микросхемы для великого множества различных электронных устройств. На плашках пока еще не было микродеталей, а только разного диаметра отверстия для них. Зато установка напылила соединительную сеть, тонюсенькие, некоторые не толще волоса, серебристые металлические полосочки, под прямым углом огибающие отверстия. Я взял одну из плашек в руки со странным чувством: вспомнилось что-то очень давнее и когда-то очень важное для меня. Впрочем, это случается со мной каждый раз, когда вижу какую-нибудь микросхему. Давным-давно, в восьмом классе, заразился я от одноклассника Вовы Ефимчука радиолюбительской страстью. Вовка сам чертил радиосхемы, сам их собирал. И меня научил. Проводочки, которые я напаивал тогда на свои микросхемки, были, естественно, грубыми и топорными по сравнению с ювелирной вакуумной работой. Но я вспоминал их с нежностью.

Очевидно, любое творчество, даже самое нехитрое, оставляет в душе неизгладимый след. Наша память как бы взывает к нам, как бы требует, чтобы мы, наконец, задумались: тем ли мы занимаемся, чем надо? Не загублены ли, не остались ли без применения наши творческие задатки?

Жаль, что к этим «внутренним голосам» мы далеко не всегда умеем прислушиваться…

– Пробуем, пробуем, – приговаривал Юра, перебирая детали. – Пока, понимаешь ли, мы еще не определили окончательно, что будем напылять, каков будет производственный цикл. Ведем эксперимент, широкий…

Тут я обвел взглядом лабораторию, где и столы, заставленные разными приборами, среди которых был даже микроскоп, и полки с рядами банок, бутылок и колб, словом – всё подтверждало слова дяди о широких исследованиях. Людям знающим, учёным, достаточно, вероятно, обменяться несколькими словами, и им уже ясно, чем занимается каждый из них. Мне же, юнцу зеленому (не зря босс обозвал меня огурцом!) понадобилось увидеть эту лабораторию, чтобы хоть немножечко понять, каким важным и трудным делом занимается Пинхасов.

– Ну как, интересно тебе? – спросил он. – Вопросы имеются?

– Да… Зачем самим печи собирать? Нет, что ли, таких, какие вам нужны?

– Есть! Дашь двадцать-тридцать тысяч долларов, куплю… – засмеялся Юра. – Не дашь? Ну вот и фирма не согласна столько тратить на эксперимент. Ведь отдачи пока никакой.

– Но будет?

– Ещё бы! Только не очень скоро. А я пока сам конструирую. Это гораздо дешевле, это фирма оплачивает… Ну, ладно, мне в цех пора. Хочешь, пойдем, покажу, как делаем плашки для микросхем.