коротким. Стиль заседания — неторопливый, спокойный. Делаю заметки в маленьком блокноте…

После сессии пошел домой, на Лаврушинский. Впервые с июня 1941 года переступил порог своей квартиры. С.К. ждала меня.

Долго молча ходил по комнатам… Еще заметны разрушения, заброшенность. Нежилой дух! Было горько. Вспомнилась довоенная жизнь — все хорошее, пережитое здесь, заботы о создании дома.

Стенки двух комнат, коридора и кухни рухнули от бомбежек. Сейчас их восстанавливают. Стекла вылетели — окна зашиты фанерой. Лужи, капает вода из испорченных труб… Пыль, все покрыто мертвенным налетом… Тут работы еще надолго. Дело не в материальном «убытке», а в том, что все как-то осквернено, заляпано… Даже не нахожу настоящих слов. Да, — растоптано…

Меня охватило острое личное чувство. Вот что фашисты сделали и моему дому, и мне, и моей жене… Это сложное, очень нутряное чувство. Сердце сжалось, когда я почувствовал, подумал, что в тысячу раз горшие беды пережили и переживают миллионы советских людей. Так, и еще во много, много раз хуже, изуродованы и осквернены их дома — очаги целых наций.

Все поправим… Через год-два нигде не оставим фашистских следов. Мы — взаимно исключающие породы, системы. Победа повлечет за собой не только наше абсолютное духовное, правовое, бытовое утверждение, но и оздоровление немецкого народа…

С.К. говорит мне:

— Я загадала — если ты сегодня придешь домой, все будет хорошо.

Сели, впервые дома вместе пообедали, и Таня тут же хлопочет. Немного отдохнул и поехал на вечернее заседание.

6 часов 38 минут. Свет дан полностью. Все ложи быстро заполняются…

Слово для доклада по бюджету предоставляется товарищу Звереву…

Вечером, после сессии, с С.К. у А. Фадеева и А. О. Степановой[165]. Там были Сашко Довженко и Юлия Солнцева[166]. Сашко несколько постарел, бледен. Встретились с ним хорошо… Разговор шел — главным образом — о войне, о пережитом (о Ленинграде, об Украине)… Киевская квартира и библиотека Довженко разрушены, разграблены. Он весь полон украинских бед, трагедий. Каждая рассказанная им деталь — горькая… Было трудно…

Из-за позднего времени прервали разговор — пришлось разойтись по домам.

Взяты Тосно и Любань!

29 января 1944 года.

С.К. уезжает в Ленинград. Основные ее дела закончены: творческий отчет, встречи, распоряжения по дому. Она поставила меня перед фактом — показав обратную командировку и билет.

С 7 вечера — на сессии. Прения по докладу о бюджете… Ряд интересных подробностей. В Туркмении девушки отдавали в фонд обороны старинное родовое серебро (447 пудов); в Красной Армии свыше 70 процентов раненых возвращается в строй; смертность от тяжелых ранений снижена в три раза по сравнению с 1914–1918 годами; для Красной Армии дано восемьсот тонн крови, что спасло жизнь сотням тысяч бойцов; и т. п., и т. п.

Заседание кончилось. Выходим из Кремля — салют: взяты Новосокольники…

В вечерней сводке. Взяты Копорье, Вырица, Чудово. Вся Октябрьская железная дорога полностью освобождена от немецких захватчиков!

30 января 1944 года.

С утра непрерывные звонки. (Телефон — это наглое вторжение в труд человека, в его мысли.)

Днем собирал С.К. в путь — удержать ее невозможно! Поток провожающих, приходят весь день, так как на вокзал мы хотим поехать вдвоем.

Был профессор Фогельсон; осмотрел меня (по настоянию С.К.):

— Сейчас у вас, главным образом, явления со стороны нервной системы и гипертонии. Нужен отдых, тонизирующие средства и т. д.

Дружно с ним побеседовали. У него погиб брат (в Ленинграде) и племянник — в числе шести повешенных в Волоколамске (инженер-партизан).

Отвез С. К. на вокзал, посадил в ленинградский поезд… Мы очень редко расстаемся. Тридцать один месяц и одну неделю тому назад она меня провожала на этом же вокзале в Ленинград — Таллин… Синие огни, душевная взбудораженность. Тоскливо…

31 января 1944 года.

На Ленинградском фронте отлично. Пошли поезда Ленинград — Колпино. Первому поезду население устроило овацию.

В Ленинграде ликование! Салют был грандиозен. Моряки пускали фейерверк у «Астории», и их нельзя было остановить… Сверкающие корабли, прожектора…

Впечатление от немцев у жителей в освобожденных районах: «Сдают…» — «Небритые, в хатах держатся тихо. Хозяйка крикнет: «Эй, пан, там не садись», — и немец садится, где ему укажут». — «Другой, другой немец пошел…»

Из обзора американских газет.

«New York Times»: «…В победе Ленинграда, залпах салюта соединено все русское: и старые традиции древнего Киева и советские подвиги… Ленинград олицетворяет их всех, так как он воплощает непобедимый дух народа России».

Ленинградцы не испугались смерти, смерть испугалась их!

В 6 часов пошел на вечернее заседание.

Мысли на сессии.

За год восстановительных работ в Сталинграде кое-что уже сделано, но работы еще на годы.

…Если учесть, что стране потребуется восстанавливать районы от Орджоникидзе до Бреста и Мурманска, понимаешь исключительную трудность задачи. Надеяться на немецкие репарации? У немцев все уходит в производство «военных материалов», а этот «лом» нам не нужен. Ширпотреба у немцев нет — они сами босы и голы. А свои, еще не разбомбленные, заводы тяжелой промышленности они в последний момент могут уничтожить. Англичане, кстати, с такой энергией доламывают с воздуха Берлин и для того, чтобы нам ничего не досталось. Мне так кажется…

Немцы основательно подорвали силы украинского и белорусского населения. В этих республиках уничтожены даже библиотеки и школы. В Харькове томик русского или украинского классика — редкость!

…На восстановительные работы в 1944 году бюджет выделяет 16 миллиардов рублей на всю страну, тогда как одна Московская область понесла потерь и убытков на 25 миллиардов.

Видел В. Гроссмана — худой и мрачный. На Украине погибли его мать и сестра. Он ездил в