– Ого, – таращусь. – Я и не знала, что он за меня так, э-э, болеет.

– Так это еще что, – продолжает Янка, упирая руки в боки. – Тот мужик, он тоже знающий оказался. Как смог разогнуться, че-то там стал колдовать. Авьяс его отшил, так он Авьяса приколдовал к стенке, тот двинуться не мог. Просто как в кино! И снова начал на Кира бормотать, вроде как связало его что-то, стоит, руки по швам, ноги вместе. Я думала, ну все, труба мальчишке. А Кир так подумал-подумал, локтями дернул и как будто освободился – и как двинет тому мужику в ухо! В общем, у него еще и сотрясение. Лежит теперь у нас в третьей палате с тазиком в обнимку, звездочки видит, Дэн с ним возится. Но вот что с твоим делать, я без понятия.

Мы обе синхронно переводим взгляд на Кира за стеклом. За то время, что Янка мне рассказывала новости, он успел отыскать пульсометр, нацепить его на запястье и включить, а теперь с интересом рассматривает циферки.

– Э, он мне там щас повключает! – ахает Янка и бежит к двери.

А я, кажется, знаю, какое мое желание Кир будет выполнять.

– Тебе кто разрешал брать? – вопрошает Янка, врываясь в операционную. – Я же сказала ничего не трогать!

Тоже умна, вообще, думаю. Оставить трудного подростка среди приборов под честное слово.

Кир подскакивает и быстро извиняется, пытаясь стянуть пульсометр с руки, но включенный так просто не снять, он же плотно обхватывает, чтобы померить.

– Выключи, тогда снимется, – советую. – И не бери чужое без спросу, мало ли что этот прибор делает!

– Да я знаю, что он делает, я его у вас видел! – огрызается Кир, нервно тыкая в кнопку выключения. Пульсометр наконец-то разжимает захват и сваливается с тощей руки. – Все, не трогаю!

– Глаз да глаз, – ворчит Янка, забирая свое. – Ну так чего, Лиз, мне охрану-то звать? У них тут со скольки лет уголовная ответственность?

– Охрану звать без толку, – говорю. – Это ведомство Эцагана, и никто там с князем разбираться не будет, сдадут Азамату на воспитание, и все. – При этих словах Кир заметно бледнеет. – Так что я лучше сама с ним побеседую, а со знающим пусть Эцаган разбирается, я без понятия, что тут почем. Как ты понимаешь, теплых чувств к нему у меня нет.

– Да у меня тоже не особо, – кривится Янка, – но драку начал не он… Ладно, ты тогда займешься, хорошо? А то у меня через десять минут прием начинается.

– Конечно, – киваю. – Кир, пошли.

Ребенок мрачно плетется за мной, не пытаясь вырвать руку из моего крепкого захвата. Все же я стараюсь не терять бдительность, а то как бы не рванул куда. В то же время пытаюсь придумать, что буду ему говорить. По сути-то я уже все придумала, но надо ведь преподнести это так, чтобы возымело действие. А то повадился тут кое-кто ребра ломать случайным прохожим. Муданжские законы я знаю плохо, тем более что они сейчас сильно меняются, но вполне уверена, что несовершеннолетнему князю ничего не грозит за хулиганство. Тем не менее он не всегда будет несовершеннолетним, да и кроме Муданга в мире существуют планеты, и там ему подобные штучки не сойдут с рук так легко.

Не сказать чтобы я была прям-таки специалистом по работе с трудными подростками. Не могу даже похвастаться, что когда-либо интересовалась этим вопросом: и я, и мой братец были вполне обычными детьми и не требовали специального подхода. Маман тоже не сильно напрягалась с воспитанием, а вот от бабушки она нас прятала. С другой стороны, очень трудно ничего не знать о воспитании детей, когда живешь на Земле. Даже если нарочно стараешься увильнуть от этого знания. Для начала, в двадцать один год все сдают экзамен «зрелого отношения», по результатам которого тебе, в частности, позволяется или не позволяется растить детей без помощи специальных организаций и наблюдения опытных психологов. Конечно, в него входят только самые основные вещи, и сдать его нетрудно, но все-таки, я считаю, это более убедительная подготовка, чем как у Арона – сначала отец-тиран и всепрощающий старший брат, а потом полная свобода действий.

Гнетущая тишина по дороге до дома действует на Кира положительно: он нервничает все больше. Так-то. Прохожие с интересом смотрят вслед суровой Хотон-хон, влекущей волоком бледного юнца. Сочувственно смотрят – не знаю только, кому сочувствуют больше. Но вот мы и дома.

Впихиваю Кира в кресло, сама сажусь напротив.

– Расскажи мне, пожалуйста, что ты сегодня сделал не так.

Он сглатывает.

– Ну, я… взял без спроса…

– Правильно, – перебиваю. – Что еще?

Кир поджимает губы и молчит.

– Подсказываю, – говорю. – Ты уже в этом месяце один раз этим отличился.

Кир угрюмо сопит, потом высказывается:

– Я ему за дело навалял! Вы бы слышали, что он о вас говорил!

– Я знаю, что он говорил, – отвечаю спокойно. – И он не один такой, и даже не первый. Про известных людей всегда говорят гадости, привыкай. Я, конечно, польщена, что ты с таким рвением отстаиваешь мою честь, – делаю драматическую паузу, наблюдая, как ребенок краснеет, забавно, от шеи вверх, – но я бы предпочла, чтобы ты не бил людей. Даже взрослых. Даже знающих. Сам подумай, ты вклинился в чужой частный разговор и серьезно избил человека!

– А что, отец бы на моем месте мимо прошел? – огрызается Кир.

Я прикидываю, как бы это выглядело в исполнении Азамата.

– У тебя с твоим отцом немного разные весовые категории. Ему обычно достаточно на человека посмотреть определенным взглядом, чтобы тот бежал организовывать свои похороны.

– Ну извините, я рожей не вышел! – фыркает Кир.

– Ты мог бы вместо драки намекнуть, что Император будет не в восторге, если узнает, как тут отзываются о его жене. Я думаю, этого бы хватило, чтобы вправить мозги большинству местных.

– Пускай слабаки ябедничают, – ворчит Кир.

Он совсем не чувствует вины. Нисколечки. И если бы он просто заехал этому придурку, чтоб было больно, то был бы прав. Но сотрясение мозга и кровотечение в брюшной полости – это крутовато за случайно оброненное в личном разговоре стандартное оскорбление, тем более что мужик, скорее всего, повторял чужие слова, чтобы уговорить приятеля, а на самом деле может и вовсе не иметь по моему поводу никакого мнения. И, естественно, он не стушевался при виде нервного паренька. Кто ж знал, что у Кира железный кулак!

– Как ты считаешь, – спрашиваю, откидываясь на спинку кресла, – насколько этот человек важен для общества? – Поскольку Кир хмурится, я поясняю: – Ну, грубо говоря, кому он нужен? И сильно ли?

– Да никому, – бросает Кир. – Кому он может быть нужен, знающий? Да у него даже детей нет, я думаю, законных уж точно. Он если и нужен, то каким-нибудь сволочам.

– Замечательно, – говорю. – А теперь подумай вот о чем. Ты его отделал на крыльце Дома Целителей. Тут же целитель Дэн, специально прилетевший с Земли, чтобы спасать тяжелобольных муданжцев, бросает все, отменяет прием и занимается этим никому не нужным знающим. Ему отводится место в палате, которое мог бы занимать чей-нибудь больной ребенок, на него тратятся лекарства, которые стоят немалых денег и долго ехали с Гарнета. И в итоге еще, скорее всего, твой отец будет оплачивать его лечение в качестве компенсации. Ну и скажи мне теперь, пожалуйста, кому ты сделал лучше?