Образ ее дочери сгорит со всем остальным.

Абигэль соскользнула вниз рыбкой, как с русских горок. Дыра поглотила ее, она съехала на метр в темноту, попала в изгиб, чуть не переломала все кости и полетела вниз с еще большей скоростью. Снова падение – на этот раз бесконечное, – внезапный свет, и ее выбросило на черную кучу угольной пыли. Приземление было жестким, но безболезненным. Абигэль встала и, прихрамывая, дотащилась до выхода, вся исцарапанная, в пятнах крови и угля.

Она добралась до машины, проехала несколько километров по полям, разминулась с пожарными машинами, которые мчались ей навстречу, и, свернув на проселочную дорогу, остановилась. У нее ныли кости, мускулы, все тело. И душа тоже. Леа. Что же теперь будет? Чего ждет от нее Фредди? Когда он снова выйдет на связь? Через день, через десять дней, через месяц?

Она плакала так долго, что заболела голова. Леа, живая, на ногах и так прямо держится. Шесть месяцев заточения, страданий… Она представила свою дочь на месте Артура: вот она лежит на острове, падает в воду всякий раз, когда засыпает, и, просыпаясь, видит перед собой лисью морду. Леа, одна-одинешенька в холоде и темноте… Абигэль тысячу раз вспоминала каждую секунду, когда она могла видеть лицо дочери на нескольких сантиметрах экрана. Она цеплялась за эти образы, хотела верить в них: она ВИДЕЛА Леа!

Но ведь она была в зале вскрытий и опознала ее, она видела, как ее гроб уехал в недра крематория. А эта татуировка на лодыжке трупа? А ключ от чемодана в ее кармане?

Ей хотелось выложить свои открытия жандармам, позвонить Лемуану и все ему рассказать. Нет, невозможно. Ее ищут, никто не станет ее слушать, да и история слишком невероятная. Мертвые не воскресают.

Зазвонил ее мобильный телефон. Фредерик… Чудовище… Она выключила его и вынула сим-карту. Они ее не засекут. Потом она протянула руки к рулю, устремив взгляд на желтые колышущиеся поля. В голове у нее бушевала буря, черные тучи событий громоздились друг на друга, образуя чудовищную грозу. Но в этом хаосе Абигэль начала прозревать частицы ответов на вопросы, не дававшие ей покоя уже много месяцев.

Если Леа не погибла, кто же была та, кого нашли разбившейся о дерево? Кто-то подменил тело, этот кто-то смог воспроизвести татуировку на неизвестном трупе и разбил лицо, чтобы Абигэль не смогла его узнать.

Столько всего прояснялось: тот факт, что в теле якобы Леа в машине не обнаружили следов пропидола, в то время как Абигэль была теперь уверена, что Леа тоже опоили. Вспомнила она и письмо, найденное в лесу: «Очень скоро я умру. Тебя я, мамочка, люблю». Фредди, наверно, заставил Леа написать ей эту записку. Потому что он был при аварии. И он тоже решил с ней поиграть. Свести ее с ума. Куда более извращенная месть, чем потребовать изувечить себя или покончить с собой.

Абигэль пошла в своих рассуждениях еще дальше: если тело Леа подменили, то вполне могли подменить и труп ее отца. В Институте судебно-медицинской экспертизы Абигэль видела тело в одежде Ива, примерно его сложения, с теми же следами от уколов на руках. Но и его лицо опознать было невозможно.

Так что, может быть, в ночь аварии никто не погиб.

От перспективы такого сценария у нее голова шла кругом.

Ей казалось, что ее затягивает в водоворот, а детали головоломки продолжали складываться в ее голове. Ей непременно надо было кое-что проверить. И пусть упадут маски. Она включила зажигание и тронулась в путь.

В Институт судебно-медицинской экспертизы в Лилле.

Припарковавшись в сторонке у шоссе, Абигэль отлично видела морг. Она ждала, когда выйдет брат Фредерика, чтобы пробраться в его кабинет. Места она хорошо знала: пройдя через холл, можно было попасть куда угодно, от залов вскрытий до кабинетов на втором этаже, которые персонал никогда не запирал на ключ. Она точно знала, где лежали отчеты Эрмана Мандрие о вскрытиях и, главное, рентгеновские снимки каждого трупа, прошедшего через Институт судебно-медицинской экспертизы.

Судмедэксперт мог закончить работу поздно. Только его машина еще оставалась на стоянке. Поджидая его, Абигэль снова попыталась дозвониться директору пиренейского Центра сна. На этот раз, к ее великому облегчению, он снял трубку. Она объяснила, что уже звонила ему несколько часов назад по поводу похитителя детей. Последовала пауза, встревожившая ее.

– Простите?

– Да-да, я здесь, и я получил ваше сообщение. Это вы были пациенткой нашего центра в тысяча девятьсот девяносто четвертом? Абигэль Дюрнан?

Она удивилась: на автоответчике она не оставляла ничего подобного.

– Откуда вы знаете?

– Мне звонил жандарм, не далее как час назад. Мы говорили о вас.

– Его звали Фредерик Мандрие?

– Да, он самый.

У Абигэль защемило в груди. Фредерик шел по ее следу. Он, должно быть, звонил ее неврологу или был у нее. Она и направила его в Центр сна.

– Чего он хотел?

– Список пациентов, которые были в центре одновременно с вами. Он думает, что человек, которого вы разыскиваете по этому ужасному делу о похищении детей, тоже у нас лечился. Обычно я не даю такую информацию по телефону, но…

– Но?..

– Мне придется заново объяснять то, что я уже сказал вашему коллеге?

– Пожалуйста.

– Примерно полтора года тому назад страшный случай не сходил с первых полос местных газет. Труп моего предшественника Пьера Манжена нашли привязанным к дереву в глухом лесу в Пиренеях.

Абигэль никогда не слышала об этом деле.

– Как его убили?

– Его наполовину растерзали дикие звери. Все тело было в следах когтей и укусах. Они были повсюду, но больше всего на лице. Эксперты предположили, что это укусы лисицы или другого похожего зверя.

Лисица… Абигэль представила, как Фредди в темном лесу терзает и мучает привязанного человека. Как бьет его своей перчаткой по груди, по щекам. Кромсает его тело настоящими лисьими челюстями. Оставалось понять причину такой жестокости.

– Ниточки у следствия были?

– Ни одной, дело так и осталось нераскрытым. Полицейские выдвигали все возможные гипотезы, от действий психопата до мести. Они изучили часть досье в Центре сна, но не дошли до тысяча девятьсот девяносто четвертого, это было больше двадцати лет назад. Короче, я вам все это говорю, потому что ваш коллега-жандарм утверждал, что тут есть связь с его делом. Что человек, убивший моего предшественника, – тот самый, что держит в плену детей, и это, мол, связано с Центром сна и тысяча девятьсот девяносто четвертым годом.

– И вы дали ему список пациентов этого года?

– Да. Я не нарушаю профессиональной тайны: историй болезни этих детей больше нет, у нас мало что осталось до тысяча девятьсот девяносто девятого. Помещение архива затопило, когда было печально известное наводнение. Все, что я смог ему дать, – это имена и фотографии на маленьких карточках. Его интересовали только пациенты мужского пола. Их было двадцать три.