— «Грачи»[126]уже утюжат там местность. Следом за ними Ми-24 начнут лупить по району десантирования и его окрестностям. А потом — наша очередь! — Зрачки у старшего лейтенанта были расширены, им уже владело боевое возбуждение. — Свалимся как снег на голову «духам», сразу после утреннего намаза!

— Это не есть хорошо! — заметил Хантер, вспомнив утреннюю молитву ихваней на берегу Вари-руд. — Лучше б нам прямо во время намаза явиться. Когда душманы «намазывают», они обо всем забывают, как под дурью!

— Ну ты и стратег! — насмешливо прокричал в ответ Экзюпери, перекрывая гул двигателя. — Сегодня первое сентября, светает уже поздно, а в темноте высаживать десант сложно, да и слишком рискованно. Потому и идем с первыми лучами солнца… — Как раз в это мгновение дневное светило внезапно заполнило утробу «вертушки» розово-золотистым сиянием.

— Готовьтесь, подлетаем! — скомандовал прапорщик-борттехник в каске и бронежилете. Нацепив на нос фирменные солнцезащитные очки, он выдвинул в боковую дверь вертолета гранатомет АГС-17 на каком-то самодельном станке и тут же дернул за тросик, досылая гранату.

— Приготовились! — поднявшись с лавки, во весь голос продублировал команду капитан Егерский, носивший неизбежное прозвище Егерь. В худощавой и по-спортивному стройной фигуре этого офицера чувствовалась незаурядная сила и ловкость. — Порядок десантирования без изменений!

Этот порядок определили заранее, еще на земле: первым борт покидает ротный, за ним — авианаводчик, затем — оба радиста, следом — замкомандира батальона, далее — остальные бойцы. Замыкать десант предстояло взводному Зиме, он же — старший лейтенант Зинченко. На подлете вертушка резко провалилась к земле, а борттехник произвел первые выстрелы из станкового автоматического гранатомета.

Утроба «вертушки» наполнилась пороховым дымом. Послышались тупые удары по корпусу машины, словно обшивку снаружи обрабатывали кувалдой — снизу начался обстрел.

В иллюминатор виднелись крохотные фигурки «духов». Прячась за камнями, они задирали вверх игрушечные автоматные стволики, на которых время от времени вспыхивали огоньки. Вертолет в ответ время от времени вздрагивал — вел огонь из бортового вооружения. Прапорщик-борттехник уверенно поливал цели из своего гранатомета, во весь голос горланя какую-то воинственную песнь. Хантер с удивлением разобрал слова: «Ну и выдался сегодня денек, я летаю бортстрелком на вертолете, я весь продрог, до ниточки промок, холодный пот шипит на пулемете!»

Намереваясь уменьшить проекцию поражения, вертолет развернулся и пошел мордой прямо на душманов, однако это мало помогло. Корпус «вертушки» сильно вздрогнул раз и другой, а металлическая емкость, выпяченная внутрь машины, внезапно зафонтанировала теплым керосином. Откуда-то появились, зашевелились, поворачиваясь, пыльные косые лучики солнечного света… Вертушка тем временем неуклонно приближалась к цели.

Паники на борту не возникло, хотя десантники среагировали на обстрел по-разному: большинство бросились к блистерам[127], выставили автоматы и открыли огонь по душманам, а радисты, наоборот, попадали на металлический полик. И то и другое в данной ситуации являлось ошибкой.

— Стой, десантура! — заорал авианаводчик, ногами отпихивая автоматные стволы от бортов. — На земле успеешь настреляться, боец, понял?! — Экзюпери с силой оттолкнул следующего стрелка, успевшего высадить целый магазин. — Ты что, блин, Дерсу Узала? За километр белку в глаз бьешь? А ну отошли все от блистеров! Боеприпасы на земле понадобятся, а здесь — напрасная трата патронов! — Его самообладанию можно было только позавидовать. — А вы, связюки! — Он пинком поднял радистов, валявшихся на полике. — Подъем, чего развалились! По нам стреляют снизу, обормоты! Надо было в школе на уроках слушать — площадь поражения, если лежать на днище, минимум удваивается!

В итоге бойцы успокоились, и на борту воцарилось напряженное ожидание неумолимо приближавшейся встречи с негостеприимной землей.

— Зависли! — рявкнул певец-борттехник, оттаскивая от двери назад и в сторону свой АГС. — Земля!!! Пошли! — указал он на совсем близкую теперь землю, по которой ветер от винтов гнал пыль и мелкий гравий. — Удачи тебе, Экзюпери! И вам, десантура, тоже!

— Ур-ра!!! — заголосил Егерь, накручивая себя, и с разбега выскочил из машины, еще в воздухе успев выпустить автоматную очередь. Сгруппировавшись, капитан приземлился на полусогнутые ноги, перекатился и мгновенно занял позицию для стрельбы лежа.

Следом кубарем полетел отчаянный авианаводчик, чей бронежилет остался лежать на дюралевой скамейке, и через миг он уже лежал рядом с командиром десантно-штурмовой роты.

— Связюки, вперед! — подтолкнул радистов Хантер, помнивший дедову фронтовую науку (сейчас начнут валить «прямо в люке»!) — Живее, живее, не задерживаться!

Первый радист, нагруженный до предела, упал неудачно и неуклюже пополз к ротному и Экзюпери, которые упорно отстреливались. Второй радиотелефонист мешкал — пули стучали по обшивке вокруг дверного проема, который ему предстояло преодолеть, и солдат рефлекторно подался назад.

— Вперед, боец! — Замкомбата сообщил подчиненному «солдатское ускорение» коленом. — Прыгай!!!

Однако вместо прыжка солдат, резко дернувшись, завалился на старшего лейтенанта. Звонкий щелчок сообщил — в грудные пластины бронежилета угодила пуля. Не ожидая продолжения и внезапно вспомнив, как совсем недавно вываливался из КрАЗа вместе с раненым водителем, Хантер схватил радиста за горб радиостанции и с силой толкнул вперед. В следующее мгновение они, «вязкой», как лайка с лисой, рухнули вниз.

Следом посыпались десантники. Едва приземлившись, они, с воплями и матом, быстро рассредоточивались и занимали круговую оборону. Каждый знал свой маневр — в отличие от замкомбата, бойцам уже не раз приходилось десантироваться под обстрелом.

Замкомбата пополз вперед, волоча за собой радиста. Тугой ветер от винтов продолжал обдувать его, и снова все вокруг виделось ему как в замедленной съемке: вот от борта оторвался еще один боец, вот черные рифленые подошвы его берцев уже приближаются к земле… И вдруг, прямо на лету, тело солдата обмякло, посреди бронежилета мгновенно возникла дыра, по левой стороне груди расплылось пятно темной крови — из «вертушки» выпрыгивал еще живой и здоровый человек, а земли коснулся труп…

Теперь на борту оставался только взводный Зима — подвижный и сообразительный парень, выпускник Бакинского общевойскового, попавший в Афганистан добровольцем, как и Петренко.

«Выпрыгнет или нет? — напряженно думал замкомбата, лежа рядом с неподвижным радистом. — Только бы уцелел! Не надо сейчас, не прыгай!» — отчаянно телепатировал он взводному.

Но тот решил по-своему: разогнавшись, старлей прыгнул из двери винтокрылой машины «щучкой», держа на вытянутых руках перед собой бронежилет авианаводчика, который тот бросил перед десантированием. Взводный еще находился «в свободном полете», когда в проеме появился борттехник со своим гранатометом и немедленно открыл огонь поверх голов десантников, горланя: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня!..»