Сиур еще расспросил персонал гостиницы, но, кроме того, что уже было известно, никаких новых сведений не появилось. Да, проживал такой-то, в таком-то номере, вдвоем с Максом. Макса в гостинице знали, потому что он был постоянным клиентом. За номер уплачено, жильцы выехали; правда, один из них почему-то оставил свои вещи и документы… Но всякое бывает. Может, загулял… Вернется! У них тут люди очень редко пропадают, и то, в основном, по пьянке.

Одна из горничных, худощавая женщина с крашенными под красное дерево волосами, поднятыми в высокую прическу, вспомнила, что как будто жильца этого номера позвали из окна. Она убирала в коридоре, а дверь в этот номер была открыта. Жара… А кондиционеров у них в гостинице нет. Так вот… Молодой человек вроде с кем-то через окно разговаривал. Нет, о чем – она не знает. Просто несколько фраз были сказаны громче, чем обычно, чтобы тот, кто был на улице, мог слышать. Так она думает. Голоса она тоже не запомнила. Она слышала только голос молодого человека в номере. А кто с ним разговаривал, неизвестно. Она даже не может сказать, кто это был – мужчина или женщина. Ну, а потом… молодой человек опрометью выскочил из номера и помчался вниз по лестнице. Больше она ничего добавить не может.

Девушка, которая торговала в ларьке на площади перед гостиницей, ничего не видела. Она в этот день опоздала и пришла на работу поздно. А чего тут торчать с утра пораньше? Все равно никто ничего не покупает. Днем приходят дети: с родителями или одни, тогда идет вялая торговля. А утром… Она пожала плечами.

– Вы лучше расспросите бабушек. – Девушка показала на ряд лавочек, расположенных в тени под кустами сирени. – Они сидят, сплетничают от нечего делать. Кто с внуками гуляет, кто отдыхает по дороге с рынка. Здесь у них что-то вроде клуба по интересам. – Она засмеялась. – Куда у нас еще можно податься пожилому человеку?

Сиур с ней был полностью согласен: податься больше некуда. И это давало ему шанс. Он выбрал одну из лавочек, возле которой росли несколько кустов туи, и расположился поудобнее. Яркое солнце, горячий, острый хвойный аромат, исходящий от этих вечнозеленых растений, напоминал ему Среднюю Азию: изящные кипарисы, выцветшее от зноя небо, белые приземистые дома и нескончаемые каменные заборы, тоже побеленные, тянущиеся вдоль узких мощеных улочек… Эта картина вызывала у него легкую грусть и непонятную тревогу. Сердце отзывалось на нее смутной болью, тоской о безвозвратно ушедшем, о тайной любви…

Странно… но азиатские девушки, пугливые и застенчивые, в ярких шароварах и просторных легких одеждах, с длинными, гладко убранными или заплетенными в косы волосами, ему никогда не нравились. Эти раскаленные от жары камни и кусты кизила, усыпанные рубиновыми ягодами, от которых сводило скулы, напоминали ему что-то совсем, совсем другое… Женщину с черными волосами и глазами Тины, почему-то кровь… Все не так. Задания, которые приходилось выполнять их подразделению, тут ни при чем. Кровь была связана с железом, с восторженными криками толпы, с золотом и страстью, горькой и безрассудной, с привкусом цветочной пыльцы и смерти…

– Садись, Никифоровна. Отдохнем чуть-чуть, а то ноги дальше не несут.

Возле Сиура, тяжело отдуваясь, уселись две бабули, нагруженные тяжелыми сумками. Они покосились на незнакомого мужчину. Его присутствие немного стесняло.

– Тяжело? – Он кивнул на сумки, набитые продуктами.

– Неужели! – Бабка постарше сердито моргнула. – Разве ж нам это по возрасту, таскаться по такой жаре? Да еще с тяжестями! Мало мы, что ли, за свою жизнь тяжестей перетаскали? То в колхозе работали, как ломовые лошади, за трудодни, потом война. А теперь вот… дожили до сладкой жизни. Нам бы лежать на печи, да есть калачи, а мы все еще должны работать, чтобы хоть как-то прожить. Знаешь, мил человек, сколько сейчас лекарства стоят? Под силу ли пенсионеру их покупать? Вот и выбираешь – между хлебом и таблеткой. А что делать? Живой-то ведь в могилу не ляжешь!

– А что дети, не помогают?

– Какой там! Им самим еще помогать надо. Никифоровна, вон, газеты продает. Тут, недалеко, ее место. Мы сейчас сумки отнесем и вернемся. Она будет продавать, а я с внуком гулять, да заодно и ей не так скучно. А на детей сейчас никто не рассчитывает. Они сами мыкаются…

Сиур понял, что ему необыкновенно повезло, – бабки оказались те самые, которые ему нужны, которые целый день находятся на наблюдательном пункте и от скуки не пропустят ни одного мало-мальски важного события.

– И как торговля идет? Здесь место бойкое, гостиница рядом, покупателей много должно быть!

– Какие покупатели?.. Ну, есть, конечно. Только мало очень. Дети, в основном, после школы приходят – кроссворды покупают, журналы. А взрослые больше утром, кто на электричку идет. Вот сейчас как раз самый пик начнется. И вечером – когда с работы домой возвращаются. Вот и все. Гостиница у нас почти всегда пустует… Здесь не столица, кому к нам ездить-то?

– Как это кому? – возмутилась Никифоровна, – А церковь наша? А источник? У нас ключ есть целебный в лесу, за церковью, – она обрадовалась, что можно рассказать о достопримечательностях городка новому человеку. – Если больной человек в полнолуние там выкупается, то все болезни как рукой снимет. Мы туда ходим кости свои лечить. Кабы не источник, я ходить совсем не смогла бы, артрит замучил. А у Зины – ревматизм, с войны еще.

Старшая бабка согласно закивала головой.

– Да, правда, на источник люди приезжают. Ну и так, редко, конечно, но постояльцы в гостинице бывают. Вот недавно совсем приезжали двое мужчин, по делам, и несколько женщин. У меня племянница в гостинице горничной работает, так что я все новости знаю.

– А что, и мужчины на источник приезжают? – Сиур понял, что чутье его не подвело: если есть малейшая надежда раздобыть сведения, то именно эти бабки могут пролить свет на происшедшее.

– Нет, эти двое по коммерции. – Баба Зина сразу догадалась, что его интересует. – Нас про них уже спрашивали какие-то ребята. Одни вроде как пропал куда-то. Вот они его и искали.

– Как это пропал? – Сиуру даже не нужно было особо притворяться, изображая заинтересованность.

– Вот и мы с Никифоровной удивлялись. Куда это можно пропасть? Может, молодицу себе какую-нибудь нашел? У нас девки-то красивые! А женихов нету. Текстильная да тонкосуконная фабрики все испортили. Женщин сюда приезжало много, а для мужиков работы нет. Они и бегут, кто куда. И раньше так было, а сейчас особенно. – Баба Зина тяжело вздохнула.

– А вы что думаете? – Сиур обратился к Никифоровне, которая с нетерпением поглядывала на часы: пора было идти домой, отнести сумки. Скоро пойдет электричка, и бабке не хотелось упустить покупателей.

– Чего тут думать-то? Мы ничего не видели, не слышали. Так тем ребятам и сказали. Не люблю я их – вертлявые, и невежливые. Если бы что и знала, то не сказала бы. Да и говорить нечего, если честно. Так… ерунда, – она замолчала, поглядывая на носки своих стоптанных туфель. – Вот, никак обувь себе не могу подобрать хорошую – ноги отекают.