Тем временем Мирошина что-то делала у кровати Степана, и тот не мог не насторожиться. Он отложил книгу и спросил самым приветливым тоном:

— Вы у нас новенькая?

— Да! — еле слышно ответила она и собралась уйти.

Но Левашов, услышав это короткое, произнесенное почти шепотом слово, сначала замер, потом быстро повернулся в ее сторону и вдруг как-то обмяк на кровати. Его жесткое волевое лицо смягчилось, губы задрожали, а в глазах стояли слезы.

— Черт бы вас подрал! — не выдержал Лев. — Серега! Тебе волноваться нельзя! Все! Мы уходим!

Тут Мирошина, плюнув на все обещания, попыталась броситься к мужу. Лев перехватил ее по дороге и потащил к двери, но она намертво вцепилась в спинку кровати Степана и рыдающим голосом заговорила:

— Сереженька! Родной! Все будет хорошо! Я здесь! Я рядом! Я теперь всегда буду рядом! Я буду ухаживать за тобой! Я попрошу! Мне разрешат! Я же врач! Или санитаркой!

Гуров тащил ее к двери, но делать это приходилось вместе с кроватью Степана, благо та была на колесиках. Тот вскочил и стал помогать Льву, так что совместными усилиями они оторвали ее руки от спинки, и Степан выволок ее, упирающуюся изо всех сил, в коридор.

— Все! — решительно заявил Гуров. — Сеанс одновременной игры закончен! И только попробуй мне, чтобы тебе хуже стало! — Он погрозил счастливо улыбающемуся Сергею кулаком. — А насчет того, чтобы Ирине за тобой ухаживать, я действительно попытаюсь договориться! Может, тебе положительные эмоции на пользу пойдут! А ты следи за ним! — это Лев сказал уже вернувшему Степану.

— Так точно, господин полковник! — голый по пояс, в одних тренировочных штанах, он лихо откозырял ему.

— Паразит! — буркнул Гуров и вышел, чуть не столкнувшись со спешившими в палату врачами.

Мирошину он нашел уже в ординаторской, где ее дружно отпаивали валерьянкой, а она рыдала почти что в голос. Увидев Льва, Ирина бухнулась перед ним на колени и попыталась поцеловать ему руку, но Гуров, подхватив ее, посадил на место и рявкнул:

— Отставить истерику! Вас же просили его не волновать! Ну, увидели вы друг друга! Ну, узнали! Но кричать-то зачем было?

— Господи! Какое счастье! Сереженька! — стонала она.

— Мне тоже валерьянки плесните, что ли, а то я от этой жизни скоро с ума сойду! — усталым голосом попросил Гуров.

Заведующий отделением счел это шуткой, хотя, как известно, в каждой шутке есть доля шутки, и налил ему коньяк, который Лев залпом выпил. Мирошина, постоянно хлюпая носом, плакала уже счастливыми слезами, а женщины ее утешали.

— Скажите, можно организовать, чтобы она за мужем ухаживала? — спросил Лев. — По специальности она врач-терапевт, возьмет на работе отпуск и будет рядом с ним.

— Думаю, это можно решить, — согласился врач. — Особенно с учетом того, какие люди заинтересованы в его скорейшем выздоровлении. Все-таки родные руки — они родные и есть!

— Вот и хорошо, — кивнул ему Лев и обратился к Мирошиной: — Умойтесь, пожалуйста. Все вопросы о том, как и на каком основании вы будете здесь работать, где ночевать и все остальное, вы решите потом, а сейчас нам с вами нужно кое-что обсудить. — Пока женщина приводила себя в порядок, он спросил у заведующего отделением: — Где бы я мог с ней поговорить?

— Да в конференц-зале, там вам никто не помешает, — ответил тот. — Пойдемте я вас провожу.

Он действительно довел их до двери пустующего конференц-зала и ушел, а Гуров с Мирошиной вошли внутрь, причем Лев выбрал места, как можно дальше от двери — вдруг кто-то подслушать захочет — и приступил практически к допросу.

— Ирина Викторовна! Отнеситесь к моим словам предельно серьезно. Первое и главное, что я вам хочу сказать: ничего еще не кончилось, потому что ничего по-настоящему еще не начиналось. Да, Сергей здесь, в госпитале, под охраной, но знать об этом никому не следует. Ни-ко-му! Я понимаю, что вам будет очень трудно скрыть это от родной дочери, но так надо! Те же ваши внуки начнут болтать в школе и во дворе, что дедушка приехал, а это могут услышать люди, которые вовсе не желают добра Сергею. Да, мы с ним смогли сбежать из Демидовска! И до Москвы добрались, хочу надеяться, еще до того, как нас хватились! Но ваш муж располагает настолько ценной информацией, что его враги, надеюсь, вы понимаете, о ком я говорю, обязательно его ищут. Я не знаю, как вы будете объяснять на работе, зачем вам срочно понадобился отпуск. Я не знаю, как вы объясните Олегу, зачем мы сюда приехали. Придумывайте сами что хотите, но о Сергее, если вы его любите, никому ни слова. Вы меня поняли?

Слушавшая его, как бога, женщина уже успокоилась и твердо пообещала:

— Я найду что сказать! Если уж судьба, а, точнее, вы смогли нас снова соединить, я никому не позволю нас снова разлучить! Вы не представляете себе, через что я без него прошла! Врагу не пожелаю!

— Он там без вас тоже от радости не прыгал, — заверил ее Лев. — Между прочим, халаты ваши и дочки до сих пор в ванной висят, и косметика всякая женская на полке стоит, а на диване в спальне — старые куклы.

У нее задрожали губы, но она справилась с собой:

— Просто Сережа нас очень любит. После того случая…

— Когда он задержал Рогожину, которую на следующий день выпустили?

— Да! — кивнула она. — Он очень испугался за нас. Не за себя! И ведь сколько раз я просила его, чтобы он ее в покое оставил, что нечего с ветряными мельницами воевать — себе дороже выйдет. Но он не мог иначе! Такой это человек!

— Между прочим, я и сам такой, — вставил Лев. — Потому-то Сергей мне и поверил.

— Я это уже поняла. А тогда… Вы не представляете себе, что в городе творилось. Я не знаю, как относились к мужу, но ни со мной, ни с дочерью никто даже здороваться не хотел. И Сережа сказал, что нам нужно срочно уезжать. Да я и сама это понимала. Нас очень быстро развели — муж все устроил и настоял на том, чтобы я взяла девичью фамилию, а потом и дочке ее сменила. Мы даже не уехали, мы сбежали. Вещей — минимум, только самое необходимое. Это уже потом Сережа продал машину и дачу, а деньги перевел нам. Он даже все украшения, что от его матери остались, мне с собой отдал, чтобы было что продать в случае нужды. Она на нашей ювелирной фабрике работала, там для своих в одном из цехов можно было заказать что-то особенное, не ширпотреб. Очень красивые были вещи. Теперь уже ничего не осталось.

— А почему Люберцы? — спросил Гуров.

— Понимаете, Сережа сказал, что мне к родне ехать нельзя — найти могут. А здесь моя однокурсница жила, мы с ней в институте дружили.

— Но ведь через нее на вас тоже могли выйти.

— Она столько раз замужем была, что по фамилии ее не найдешь, — махнула рукой Ирина. — Мы с ней случайно на море встретились, обменялись адресами и телефонами, но все как-то времени не было написать. А тут я позвонила ей домой, но там уже другие люди жили, хорошо, что дали ее новый номер. Тут и оказалось, что она давно уже с очередным мужем развелась, квартиру они продали, и она на свою часть денег купила «двушку» в Люберцах, где теперь и работает. Я ее в подробности посвящать не стала, сказала только, что с мужем тоже развелась и хочу из Демидовска уехать. Вот она меня к себе и пригласила пожить на время, потому что одна комната все равно пустует — у нее нет детей. Она женщина очень активная, специализация — дерматовенеролог, так что связями она на новом месте быстро обросла. Помогла мне и с работой, и со сменой паспорта, и со всем остальным, а потом старушку одинокую нашла, за которой надо было ухаживать за квартиру. Вот так мы с Маринкой, в конце концов, со своим жильем и оказались. Дочка сначала очень зла на Сергея была, а когда хлебнула лиха, когда поняла, каково это — без отца жить, меня винить начала, что мы от него уехали. Тогда-то и пришлось ей всю правду рассказать. Мне кажется, что она и за Олега замуж вышла потому, что посчитала его таким же крепким и надежным, как отец. А он пожиже оказался, причем намного.