А сенсация все нарастала. Альфред Гугенберг занял свидетельское место и заявил, что не может предъявить протоколы заседаний правления фирмы «Крупп», так как никто их не вел. Присутствующие в зале суда, те, кто знал Густава, громко рассмеялись. В конце концов судья установил как факт, что за шесть с половиной лет секретарь берлинской конторы Круппа Брандт получил путем подкупа полторы тысячи документов, половина из которых была предъявлена обвинением как вещественные доказательства. В конце октября 1913 года, через год после того, как бухгалтер влетел в офис Хокса, был вынесен приговор. Все офицеры, получавшие взятки, были уволены из армии и подверглись тюремному заключению сроком на шесть месяцев. Брандт отправлен в тюрьму на четыре месяца; директор Эккиус оштрафован на 1200 марок. И хотя никто не обратил на это особого внимания, самые горькие и ироничные слова во всей этой истории были высказаны Герингеном в своем прощальном слове перед уходом из кабинета министров. Согласно записи в рейхстаге, было сказано следующее: «Дело не в том, что я благоволю к частному сектору в промышленности. Но мы все зависим от него. В критические времена нам бывает необходимо иметь наготове огромное количество материалов и получать их немедленно. Этого не может обеспечить государственное предприятие. Но и мы не можем давать частным фирмам достаточное количество заказов, чтобы они оставались на плаву в мирное время. Значит, они зависят от зарубежных заказов. Кто извлекает из этого выгоду? Безусловно, тот класс, который они поддерживают! [Громкий смех.]»

* * *

Поразительно, но шумиха, длившаяся тринадцать месяцев, не коснулась Круппа.

Судебный процесс не повредил ему, потому что главное командование армии нуждалось в нем для своих западных операций – стремительного прорыва через невысокие холмы и долины в северо-восточный угол Пиренейского полуострова. В этих тихих местах не раз происходили исторические сражения: там Мальборо разгромил силы Луи XIV, там один Наполеон пришел к Ватерлоо, а другой – к Седану, и там же Генеральный штаб предлагал нанести новый удар, когда наступит час.

Автором этого «великого плана рейха», как назвал его офицерский корпус за десять дней до осуществления, был граф Шлиффен. Правда, ему так и не удалось претворить его в жизнь. Шлиффен действительно был человеком идей, а не дел. Привилегированные посетители красного кирпичного здания эпохи королей Георгов на берлинской Кенигсплац, где размещались руководители Генштаба, находили чрезвычайным недостатком Шлиффена отсутствие у него прусской военной выправки. Она предполагала широко расправленные плечи, презрительно сжатый рот и холодный рыбий взгляд. В этом отношении графу было далеко даже до своего помощника: майор Эрих Людендорф, с вытянутой как пуля головой, растущей прямо из плеч, и с моноклем, который, по-видимому, не снимал даже во время любовных утех, был похож на ледник. Совсем не таков Шлиффен. Великий прусский «философ войн» выглядел изможденным и вел себя эксцентрично. «Ненормальный Шлиффен» – так говорили в 1854 году, когда он вступил во 2-ю уланскую гвардию. Он спас свою карьеру, женившись на своей прелестной кузине и отличившись в качестве штабного офицера, сначала при Кенигграце под началом принца Альбрехта, а затем, в 1870 году, на Луаре под командованием великого герцога Мекленбург-Шверина. В 1884 году он стал шефом «Большого Генерального штаба». Свой «великий план» он довел до совершенства в 1905 году, перед уходом на пенсию.

Под его руководством прусско-немецким офицерам Генштаба внушали, что они должны образовать «дверь-турникет», пройдя через которую северная и южная группировки немецких войск сойдутся вокруг ключевого пункта и сокрушат французов. В плане Шлиффена было несколько основных положений, в частности вторжение в нейтральную Бельгию и развертывание мощного правого фланга: на смертном одре в 1913 году последними словами фельдмаршала были: «Следите, чтобы правый фланг был сильным…» Между тем растущее значение Эссена как кузницы германского оружия требовало изменить заветный план в двух отношениях. Первое: слишком сильный напор на противника справа сделал бы уязвимым левый фланг, так как «дверь-турникет» могла открыться не в ту сторону. Как в дальнейшем объяснил Людендорф в своей книге «Ведение войны и политика», «технические изменения» были необходимы: Герман фон Куль откровенно указывал: «Ни в коем случае нельзя позволить противнику дойти до Рейна, ибо тогда наш промышленный район подвергнется явной угрозе». Другое изменение устраняло основной недостаток плана. Рур заслуживал защиты, ибо без вторичного вклада Круппа план вторжения мог провалиться. «Когда вы вступите во Францию, – говорил Шлиффен, – пусть крайний солдат справа касается рукавом Ла-Манша». Это предполагало, как само собой разумеющееся, что немцы достигнут Ла-Манша. Но на пути в Бельгию стояла преграда – самая мощная крепость Европы, город Льеж. Расположенный на стратегически важной возвышенности над широкой рекой Маас, Льеж был дополнительно укреплен в 1880-х годах тридцатимильным кольцом фортов, защищенных рвами, соединенных цепью подземных переходов и вооруженных 8,4-дюймовыми (210-мм) пушками, которые исчезали в непроницаемых башнях, когда из них не вели огонь. Как писала Барбара Тухман, «десять лет назад Порт-Артур выдержал девятимесячную осаду и не сдался. В мире ожидали, что Льеж, безусловно, способен повторить рекорд Порт-Артура, если не превысить его». Немцы сформировали особую маасскую армию для штурма бастиона – шесть бригад, вооруженных секретным оружием, которому предстояло вызвать такую же панику и ужас, как и первое ядерное оружие три десятилетия спустя. Имеется в виду толстая тупоносая крупповская гаубица, по своей мощности превосходившая любую пушку в мире, в том числе 12-дюймовые пушки на британских новых «вооруженных тяжелыми орудиями дредноутах». Это 16,8-дюймовая (420-мм) «Толстая Берта». Каждую из «Берт» обслуживали двести специально обученных артиллеристов, и ее бронебойные снаряды замедленного действия («Хлопотуньи Берты») летели на 9 миль. Представьте себе современный экспресс, весящий 250 тонн и мчащийся со скоростью 62 мили в час. Так вот, начальная скорость «Хлопотуньи» была в пять раз выше.

В Эссене начали экспериментировать с «Толстой Бертой» с того времени, как Густав стал председателем совета директоров фирмы. Изготовить гаубицу, способную сокрушить оборону Льежа, было сравнительно легко; сложность состояла в том, чтобы создать такое орудие, которое можно передвигать. Первый образец пришлось перевозить двумя частями, и каждую вез отдельный паровоз, а из-за колоссальной отдачи гаубицы из нее нельзя было стрелять, не укрепив ее предварительно в цементе, а это означало, что передвигать ее дальше можно было только взорвав цемент. Армия приспособила орудие меньшего калибра (хотя и все равно огромное). Это была 305-мм мортира «Шкода», предназначенная для огневой поддержки. Фриц Раузенбергер, главный инженер Круппа по артиллерийской части, несколько лет подряд работал над расчленением своей чудовищной «Берты» на две секции, которые могли бы быть поставлены на колесные лафеты. В начале 1914 года Вильгельм наблюдал испытания этой новой, более подвижной модели и ушел сияющий.

Еще большие усовершенствования ожидались к осени, и второй раунд испытаний в Меппене запланировали на 1 октября. Испытания так и не были проведены, потому что летом того года мир обезумел. Сразу же вслед за сараевским убийством (после чего Австрия стала для Круппа новым домом и в конечном счете дала ему новую мировую репутацию) гром орудийной канонады прокатился по всему континенту. Предоставив Австро-Венгрии свой знаменитый «карт-бланш», его величество сообщил Густаву, что «объявит войну сразу же, как только Россия начнет мобилизацию». Крупп поощрил кайзера, заверяя его, что артиллерия противника недостаточно хороша, тогда как германская артиллерия «никогда еще не была в лучшем состоянии». В два часа дня 1 августа в главное управление пришла официальная депеша из Берлина. Она содержала только две буквы: «D.K.» – «Drohende Kriegsgefahr» (непосредственная угроза войны). В четыре часа дня сообщили о мобилизации, а в семь часов вечера Германия объявила войну России, и в течение суток Германия и Австро-Венгрия начали наступление против своих соседей. Соседи быстро выступили им навстречу. Прежде чем был завершен раскол воюющих государств на две группировки – «центральные державы» и «союзники», 57 стран объявили друг другу войну. На всех языках было признано, что это была мировая война, Der Weltkrieg, la Grande Guerre. Даже сегодня эта страшная вспышка ненависти и легкость, с какой миллионы были пущены в мясорубку, вызывают содрогание. Одно было ясно: в истории не найдешь ничего, даже отдаленно схожего с тем, что происходило.