там чугунной пушке. В ушах потом три дня звенит.

– Твоя Маричка только пахнет получше. – Все засмеялись.

– Это да, – вдруг погрустнел Степан, не разделяя общего веселья. Поник головой. – Это правда.

– Не журись, друже, на веселое дело идем, – Горазд обнял его за плечи. – Еще кто песню сложит про наши подвиги.

– Да как бы головы черт-те где не сложить.

– Тю, испугал казака смертью.

– Доставай, браты, ложки! Языком молоть – не мешки таскать. Пошли к костру. Каша с мясом попрела. Аромат голову кружит. Готово блюдо.

Только сейчас поняли, как голодны.

– Отче наш… – начал Швырь как старший, и уже ложки скребут по дну, быстро управились, хотя торопиться опять было некуда. Сроду такого неспешного похода не было.

22. К острову

Вот и сумерки опустились.

Заскрипели цикады, подул прохладный ветер с гор. Вытащили из кустов лодку, стали спускаться, стараясь не задеть вешки. Осторожно, надо не попасть в свою же ловушку. Вот шест с нанизанным черепом козла – нашли в лесу, настоящий оберег, муслимам, наоборот, устрашение.

Вот наконец берег, две жердины, что у турок уволокли, поставлены косым Андреевским крестом, мол, сюда не суйтесь – запретное для вас место, если что, мы предупреждали. А не поймете, так самострелы, взрывающиеся горшки, ямы с острыми кольями доскажут. Тихо лодку на воду поставили, сбегали за оружием и мешками. Перекрестились на дорожку. Швырь загрузил всех острыми камнями для своей пакостной мины. Сам же тащил завернутый в турецкий мундир самодельный глиняный горшок с крышкой, набитый углями.

– Батька, – Сашко оступился и несколько метров проехал по склону на спине, но камни, тоже завернутые в трофейную курточку, не выпустил. – На кой черт мы еще и булыганы с собой тащим. Горшков каких-то уродливых налепил. Зачем, расскажи.

– Меньше по округе хамылять нужно, побольше с мудрыми товарищами сидеть, ума-разума набираться.

– Ну чего вы, как поп-батюшка, опять поучаете, просто расскажите, чего да как.

– Дело не сложное, если, конечно, знаешь, что к чему.

– Опять за рыбу гроши…

– Не, Сашко, нельзя тебя к пороховым делам подпускать. Терпения у тебя нет, правда, атаман?

– Господин сотник, ну чего он, я для науки пытаю, а он смешки строит.

– Терпи, казак, а вы, Батько, не мытарьте человека.

– Зараз спустимся, все расскажу.

На берегу, отдышавшись, Швырь достал мешочек жменьки на четыре пороха.

– Дывись, козаче, кладем ряд камней под цей мишок, Пробиваешь ножом, вот с этого края. Сюда кладешь запал. Все плотненько обкладываешь острыми каменьями – заместо шрапнели. Теперь горшок. Кулеш с него куштовать несподручно, дырочки те для воздуха, чтоб угли не потухли. Затыкая дырочки, можно удлинять время тления угольков. Крышка тонкая. Вообще весь фокус в горшке. Можно сделать, что он завалится, подожжет запал, можно установить так, что крышка лопнет, ну если наступить. Сегодня поставим, чтоб завалился, как лодку качнут. В другой раз приходи камни в порошок тереть, запалы научу делать, о то наука так наука! Ошибся – и кишки на деревьях!

– Батько, сколько времени нужно зарядить вашу штуку небесную?

– Минуту за глаза, только чтоб не мешали.

– Ночью они боятся посты выставлять, но Димитр с Михайло тебя прикроют, заодно гатей наставят у казармы. А когда рванет?

– В аккурат как лодку тронут.

– Как мы на остров высадимся, быстро к бывшей пристани. Когда закончите, три раза селезнем крякнешь, и гребите быстро к нам. Причаливайте с тыльной стороны острова.

– Понял.

Груженая лодка сидела в воде по самые борта – лишний раз не пошевелишься. Ничего, мы потихонечку. Торопиться некуда – вся ночь впереди. За время, проведенное здесь, прекрасно изучили, какие участки озера с острова видны, а какие даже лунной ночью остаются в тени скал. Гамаюн уверенно орудовал шестом, толкая лодку в нужном направлении.

Меха скользили за лодкой, постоянно сбивали ее с нужного направления, так что Гамаюн постоянно перекидывал шест с борта на борт. На острове светилась, мигая, точка. Пост? Накаркал. Это меняло немного план. Похоже, правда костер. В этом месте я как раз собирался высаживаться. Ладно, зайдем с другой стороны. Завернем пока в камыши.

– Гляди, атаман, часовые по острову ходят, двоих вижу, – доложил шепотом глазастый Грицко. – Усилили охрану. Никак бдеть стали?

– Теперь у них есть что сторожить.

– Давай в камыши, подождем, пока умаются. Турки еще те часовые. Бдительности через край.

23. Гибель форта

Над рекой комаров сдувал ветер, но в камышах они брали свое. Ну, может, и хорошо. Отвлекают ватагу от черных дум. Казаки опустили обшлага рукавов на своих черкесках, замотали лица башлыками.

– Гриц, что там?

– Один присел, угли ворошит. Кукурузу печет. Чуешь?

– Тогда скоро и второй присоседится.

Османы воины хорошие, старые достойные враги, но с караульной службой у них беда. Нам на радость. Наши черкесы, хоть тоже мусульмане, часами могут лежать неподвижно, выжидая удобный момент для нападения. Турки слишком горячи. Страшны в атаке. Может, просто здесь османов никогда по ночам не резали. Ну да нам и это на руку.

– Сашко, расскажи, как турки по надутым жабам палили.

– Я тогда чуть не потоп со смеху. Когда горящие маты на спящих османов упали, они наружу из форта выскакивать начали, а весь берег в лягухах – земля с песком шевелится. Они руками брать боятся, что-то про шайтана кричат. Верещат дико. Прикладами в воду сбрасывают, а надутые квакухи поверху плавают, нырнуть не могут, и знай заливаются в своих трелях. Такой гвалт стоял – волосы дыбом. Турки со страху из пушки пальнули, из ружей стреляют, кричат, суетятся. Да толку мало. И тут пристань как бабахнет! – Сашко машет рукой, показывая высоту пламени. – Из-за туч огромная луна вываливается, и Батька волком как завоет, подливая масла в огонь. Переполох, как при конце света. Жуть, да и только. Сам, думал, поседею.

Горазд, делая большие глаза, прошептал:

– И тут на них напала швыдка Настя!

Казаки прыснули со смеху.

Хорошо, пусть побалагурят, лишнее напряжение только мешает. Ветер с гор, камыш шелестит, хлопцы голос не повышают, однако побалакали – и хорош.

– На часовых мы с Грицом сходим, остальные как сговорено.

Каждый знал, что ему делать, кто куда стреляет, кто перезаряжает. Ковш Медведицы показывал часа два после полуночи, пора.

– С богом, браты!

Минута – и лодка в тени острова. Два часовых, два резких взмаха пластунских ножей, и тела еще не успевают осесть на песок, а тени казаков уже побежали по острову, разбегаясь в разные стороны. У одного из часовых позаимствовали мундир – пригодится. Сашко рысьим манером направился