– Алло, это полковник Симонов?

– Да, а в чем дело?

– Хотел у вас узнать, сколько нужно написать, чтобы стать генералом?

– А кто это звонит?

– Поручик Лермонтов.

Но времена и нравы изменились. То, что раньше казалось халтурой, теперь выглядит как каллиграфия эпохи Цин. Ныне, расставив толком запятые, не выпутавшись из придаточных предложений, не связав сюжетных линий, авторы ставят точку, если не забудут, считая свою работу законченной, а ведь она только началась. К сожалению, блогерская невнятная торопливость очень быстро перекочевала в литературу. Почему бы и нет? «На мой “пост” про вчерашнюю пьянку было столько “лайков”! Чем же я не писатель?» Ничем. С писателями вас роднит лишь то, что мастера слова тоже любят назюзюкаться до сартровской тошноты. Литературному мастерству, как и музыке, надо долго учиться. Вы же не лезете на сцену Большого театра, чтобы спеть в «Тоске», лишь потому, что дома, выпив, горланите в застолье! Умение писать по-русски, да еще и неграмотно, вовсе не повод, чтобы стать литератором. Нет же, становятся, точнее, объявляют себя писателями.

И вот неостывшие черновики с пылу с жару идут в печать. Если добавить, что издательства из экономии сократили до минимума штат редакторов и корректоров, то можно себе представить уровень будущей книги. Скажу более: современная литература вообще порой выглядит как черновики, в которые завернули несвежую селедку. К тому же нынешним «собашниковым», точнее – «шабашниковым», вообще все равно, что выпускать в свет. Они же торгуют, в сущности, яркими обложками, а что там внутри, не так уж важно, главное, чтобы купили. Понимаю, со стороны мои слова могут показаться ворчанием, даже брюзжанием литературного пенсионера, завидующего той легкости, с какой теперь пишет молодежь. Но это не так. С чего бы мне и кому завидовать? Мои романы, пройдя десяток редакций, потом выходят десятки лет десятками переизданий. А блогерский текст, даже получив «Большую книгу», исчезает бесследно, как ложная беременность после отхода газов. С меркантильной точки зрения нам, писателям старшего поколения, даже выгодна некачественность молодой генерации, на этом фоне мы выглядим мастерами, даже если не являемся таковыми.

Но мне жаль тех немногих по-настоящему талантливых молодых авторов, что никогда не станут виртуозами слова, так как их убедили, будто выразить себя можно «тремя аккордами». Нельзя! Не бывает русской художественной прозы, которую можно перевести на английский с помощью школьного словарика. В искусстве можно самовыразиться только через мастерство. Других путей нет. Тот, кто утверждает обратное, или глупец, или мошенник.

Однажды по этому поводу я даже разразился стихотворной инвективой. Вот она:

Впрочем, во всем сказанном есть что-то пенсионерское, резонерское. Заболтался. Виноват! Простите! Так вот, возвращаясь к теме: просматривал я черновик «Козленка в молоке» и наткнулся на один выброшенный фрагмент, показавшийся мне интересным с сегодняшней точки зрения. Им-то и закончу эти заметки.

…Президент Рейган с женой Нэнси собрался с визитом в Москву, на родину нового мышления, к другу Горби. Более того, Рональд пожелал пообщаться с нашей творческой интеллигенцией, еще недавно изнывавшей под железной пятой цензуры. Местом встречи избрали Центральный дом литераторов с его роскошным Дубовым залом, огромным готическим камином и витражами в стиле модерн. А что? И помещение красивое, и американское посольство под боком, и в соседнем дворе за заборчиком расположен районный отдел КГБ. На всякий случай.

Но Белый дом сразу честно предупредил наш МИД: президенту США, страдающему аденомой простаты, крайне необходима туалетная комната недалеко от места общения с советскими интеллектуалами. И тут пришло страшное, чреватое международными осложнениями известие: ближайший туалет располагается там же, в ресторанном Дубовом зале, однако на втором этаже, под потолком из черного дерева, рядом с библиотекой, куда старый заокеанский лидер по крутой лестнице подняться никак не сможет, а лифта никакого нет.

Сначала хотели срочно строить лифт, но отказались от намерения, так как до визита на высшем уровне оставалось всего несколько дней. Потом решили изменить место встречи, но Рейган уперся: хочу в ЦДЛ, там Пастернак, Даниэль и Синявский страдали. Как они страдали, официанты до сих пор помнят: еле коньяк с закусью успевали подтаскивать. Начали объяснять, мол, и Дом архитекторов – тоже очень достойное место, а в Доме кино вообще шашлык в мини-мангалах на шипящих угольях подают. «Нет, – отвечают янки, – тогда придется отменить визит…» Как это отменить? Раиса Максимовна себе по такому случаю целый гардероб пошила и ювелиркой из Алмазного фонда усилилась, чтобы великосветскую старушку Нэнси уесть. Наши кагэбэшники тоже были категорически против: только установили прослушку, разместили в Театре киноактера, напротив, спецназ, оборудовали на высотном здании снайперские гнезда. Мало ли что, не каждый день в СССР американский президент приезжает. Стали искать более простое решение и нашли: взгляд начальства пал на каморку возле парткома, прямо за Дубовым залом, где легендарный парикмахер Абрам Семенович стриг писателей уже без малого полвека. (Конечно, не в парткоме, а в каморке.) Комнатка была маленькая, едва вмещала кресло, зеркало, раковину, шкафчик со свежими простынками да настенный ремень, чтобы править опасную бритву. Возможно, при графах Олсуфьевых, живших в особняке до революции, в этот закуток на ночь запирали любимого мопса, чтобы не мешал, ведь на месте нынешнего парткома прежде располагалась спальня с будуаром графини.

Абрам Семенович перебрался в столицу, надо полагать, сразу после революции. В нэп у него была своя большая парикмахерская на Тверской, но он, осознав веянья железной эпохи, вовремя переметнулся в более безопасную трудовую категорию индивидуалов-надомников и обосновался подле графской опочивальни. Осторожно взявшись за писательский нос и соскребая со щеки вместе с мыльной пеной щетину, он сопровождал бритье бесконечными бытовыми и литературными сплетнями, излагая их на дивной смеси русского языка, идиша и суржика.

– Вы знаете, только что брил Евтушенко. Не поверите: опять разводится. Бросает свою шиксу. Чтоб я так жил!

Через умелые руки Абрама Семеновича прошло несколько поколений советских литераторов. Цену он никогда не называл, каждый клиент платил ему по совести, а писатели, за небольшим исключением, люди широкие. Говорят, Анатолий Сафронов, хоть и слыл антисемитом, меньше червонца ему никогда не давал. Однажды не оказалось мелочи, и он бросил четвертной, знай, мол, нас, казаков! Одни, постриженные, шли в Кремль получать Сталинские премии, другие – на Лубянку давать чистосердечные признания о связях с троцкистами. Третьи, побритые, причесанные и проодеколоненные, влекли к ресторанному столику, а потом еще куда-нибудь молодых актерок и балеринок. Могли себе позволить, ведь писатели тогда зарабатывали столько, что и не знали, куда потратить. Благо есть для таких случаев прекрасные дамы, бездонная статья любых расходов. Но вот беда: у одного классика оказалась очень бдительная супруга, в юности служившая дознавательницей в ЧК. И он, бедолага, в отчаянье, получив очередную Сталинскую премию и напившись в Кремле, бил вдребезги весь свой антикварный фарфор и хрусталь. Нет, не из пустого озорства. Просто новый ставить в квартире и на даче было уже некуда.