– Ради вас, Досточтимый Жнец Анастасия, я готов умереть тысячу раз. Но нам хватит и одного.

И вонзил лезвие себе в грудь. Сдавленный хрип. Кашель. Гримаса боли. Джерико умер.

Пролетавший мимо дрон затормозил, развернулся и устремился к Джерико. И, как только он захватил тело капитана своими манипуляторами, купол под ногами Анастасии пошел, обрушиваясь, вниз. Она попыталась ухватиться за дрон, но ухватиться было не за что, и тогда она изо всех сил она вцепилась в руку Джерико.

Купол обрушился во внутренний дворик, взметнув вверх искры, языки пламени и клубы дыма. Падая, он разрушил все, что осталось от дворца, а само падение его сопровождалось мощным металлическим гулом, словно ударил гигантский похоронный колокол – последняя, печальная нота реквиема.

А в это время высоко в небе дрон уносил мертвого капитана и девушку-жнеца, держащуюся за его руку, – уносил в место, дарующее жизнь всем, кто пересекает ведущие туда двери.

Хотя Гипероблако после массовой жатвы в Майл-Хай-Сити и предсказывало такой разворот событий, Грейсон сам догадывался, что первыми, кто ответит жестокостью на жестокость, станут Шипящие. Вопрос был только в том, где это произойдет. Станет ли объектом атаки сам Годдард либо Шипящие выберут менее подготовленный к защите участок?

Грейсон получил ответ на эти вопросы, когда увидел первые картинки сожженных развалин дворца Тенкаменина.

– Насилие порождает насилие, – глубокомысленно изрек Мендоза.

– То, что произошло, заставляет нас менять наши подходы, верно? – сказал Грейсон.

Грейсон не мог отделаться от ощущения, что он потерпел поражение. Два года он боролся с радикализмом Шипящих, стараясь привести их в лоно основной, умеренной доктрины тонизма, но он так и не добрался до Мидафрики.

Тенкаменин и его люди не погибли бы, если бы он, Грейсон, работал получше.

– А что я говорил? – сказал Мендоза. – Вот если бы у нас были свои средства передвижения, мы могли бы передвигаться быстрее, везде бы успевали и решали бы больше проблем.

– Хорошо, – кивнул Грейсон. – Вы победили. Купите самолет, и полетим в Мидафрику. Я хочу найти этих тоновиков-Шипящих, пока они не натворили чего похуже.

Как оказалось, это был для них единственный способ добраться до Порт-Ремембранс. После гибели Тенкаменина жнецы региона, поставленные перед жестокой необходимостью, вышли далеко за рамки своих обязанностей и превратили регион в полицейское государство, напоминающее некоторые государства Эпохи смертных.

– Если Гипероблако не выполнит свои обязанности и не задержит этих преступников, – провозгласили местные жнецы, – то мы берем ситуацию под свой контроль.

А поскольку по закону жнецы могли делать все, что им заблагорассудится, никто не мог помешать им взять власть в свои руки, установить комендантский час и подвергать жатве всех, кто будет сопротивляться.

Тоновикам официально запретили приезжать в Мидафрику, и все коммерческие рейсы контролировались жнецами так, как не контролировались со времен Эпохи смертных. Трагедия произошедшего состояла также в том, что мид-африканские жнецы всегда отличались гуманностью и терпимостью; но теперь, благодаря Шипящим, регион вступил в союз с Годдардом, обещавшим наказать тоновиков по всему миру. А потому жнец, занявший пост ушедшего из жизни Тенкаменина, долго не думая, украсил свою мантию драгоценными камнями.

Жнецы Мидафрики нарядили несколько десятков патрулей, чтобы те следили за порядком на улицах Порт-Ремембранс и прочих городов региона, а также, в поисках тоновиков, которые убили их Высокое Лезвие, пробили дороги в джунглях, но никого не нашли. Никто не знал, где прячутся местные Шипящие.

Зато знало Гипероблако.

Вопреки общему мнению, оно отнюдь не уклонялось от того, чтобы судить и наказывать – если было за что. Правда, исполняло оно эти свои обязанности по-своему. С помощью шикарного реактивного самолета с вертикальным взлетом и посадкой.

– Я бы мог привыкнуть к этой роскоши, – сказал Моррисон, устраиваясь в широком уютном кресле.

– Не стоит, – отозвался Грейсон. Хотя он и подозревал, что, привыкнув путешествовать с таким комфортом, он и сам легко попадется на удочку и уже не сможет при иных обстоятельствах расстаться с самолетом.

В самолете находилось четыре пассажира, но ни одного пилота. Вело их машину само Гипероблако.

– Можно сказать, что нас ведет Святое Триединство, – сказала сестра Астрид.

Моррисон усмехнулся:

– Боюсь, вы ошибаетесь, потому что здесь я насчитал лишь двоих. Это Набат, – и он указал жестом на Грейсона, – и Гром.

Моррисон кивнул в сторону полностью автоматизированной кабины.

– Но никакого Тона, – завершил он.

Астрид ответила ему усмешкой:

– Ты неправ! Разве ты не слышишь, как он поет в шуме двигателей?

В самолете царило ощущение, что они летят не просто на встречу с очередной сектой Шипящих, но навстречу судьбе.

– Я викарий Мендоза, смиренный слуга Его Сонорности, Набата, которого вы видите перед собой и который есть Тон во плоти. Да возрадуется отныне всяк живущий!