Что корабль что-то ей расскажет. О ней самой. Даже ничего не говоря.

Чара…

Нужно было начать задавать вопросы. Уже тогда, прикидываясь дурочкой и не зная, зачем. Задавать вопросы просто потому, что многое можно было бы прояснить. Прояснить и, возможно, предотвратить. Если бы доктор рассказала, что заставило ее стать кем-то другим, если бы она хоть немного раскрыла свою тайну. Вряд ли они оба – и Тэсс, и Джер, – допустили бы то, что произошло. И что должно было произойти теперь.

Раз за разом Тэсс смотрела на два женских лица, похожих и непохожих одновременно. Доктор принимала какую-то пигментную сыворотку: что-то из средств оборонно-карательной Длани, меняющих внешность. Откуда она брала это? Не стоило сомневаться: тут не обошлось без управителя. И можно было не гадать, почему: из-за некого Конора. Конора Паолино, чье имя тоже фигурировало в статье. Вероятнее всего, брата. Покойного брата управителя. Они все, эти трое – двое живых и один мертвый – одна семья. И эта семья…

Здесь Тэсс спотыкалась каждый раз, выставляя себе мысленные преграды. Но Джин сказал…

Нельзя стать бесстрашным, не познав страха, который полностью сожрет тебя изнутри.

Она больше не хотела себя обманывать. Страх достиг предела.

Эта семья как-то связана с ней. И она вот-вот их потеряет.

* * *

Джер тяжело навалился на штурвал. Он стоял неподвижно, прислонившись лбом к одной из резных деревянных рукоятей и вцепившись в две другие. Его глаза были закрыты, во всей обмякшей позе было что-то неестественное, поэтому Тэсс резко остановилась и обругала себя. Не стоило идти. Ей показалось… да, скорее всего, ей только показалось, что она услышала сдавленный вой. Звериный вой.

Видимо, Джер уснул. Может быть, даже перед этим хлебнул чего-то крепкого. Пожалуй, это к лучшему: в последние часы он не был похож на себя. Настолько, что даже не проклинал Тэсс. Вообще никого не ругал, не досталось и «красным крысам». Новый Джер напоминал мертвую машину: кивал, говорил, совершал нужные действия. Но вряд ли он хоть что-то осознавал, например, смысл этих действий.

– Эй, – произнесла Тэсс одними губами, не совсем уверенная, что хочет быть услышанной.

Подождав немного, она сделала шаг назад. В конце концов… это не ее дело, чье угодно, но не ее. Океан спокоен, ветра нет, Странник не даст смыть капитана за борт. Капитан… как бы ни казалось со стороны… вовсе не одинок здесь. Особенно – здесь.

– Ты.

Тэсс, уже ступившая на маленькую лесенку, вздрогнула и обернулась. Джер медленно, с явным усилием поднимал от штурвала всклоченную голову. Он вовсе не был сонным, тем более – пьяным. Тэсс промолчала и решила ни в коем случае не опускать взгляда.

– Хотела проверить, жив ли я? – Он принялся тереть лицо так яростно, что, скорее всего, царапал его когтями. – Жив.

Она кивнула и подумала о том, что в такую безветренную погоду, как сейчас, от нее, наверное, очень остро пахнет паникой и непониманием. И, как бы она ни отрицала…

– Как ты? – выпалила Тэсс.

От нее просто не могло прямо сейчас не пахнуть, не разить чувством вины. С этим уже ничего нельзя было сделать.

– Как я?…

Джер смотрел на нее. Просто смотрел и не шевелился. Его глаза запали и выглядели воспаленными. Они казались уставшими уже несколько дней, но сегодня кровавые прожилки на белках стали особенно заметны. Джер снова потер лицо и вернул руку на штурвал.

– Так… – ровно заговорил он, – как человек, узнавший, что его любимую женщину скоро повесят. Не лучше и не хуже.

Тэсс опустила голову и сжала кулаки. Она остро ощутила, что ногти впиваются в кожу, оставляют следы. Она почувствовала озноб, хотя ветра по-прежнему не было. Не было вообще ничего, кроме слов. Двух дурацких несвоевременных слов.

«Любимая женщина».

Откуда эта витиеватая книжная чушь? Ведь Джер даже не очень-то жалует книги! Но эта чушь заменяет весь сальный словесный мусор, обычно извергающийся из пасти лавиби, стоит ему заговорить о ком-то другом. Чушь. Чушь. Чушь. А как он ведет себя! Еще глупее, еще показушнее… а эти взгляды, улыбки, уступки…

Она никогда не воспринимала это всерьез. Никто не воспринимал. Да с чего? Половина мальчишек и девчонок Крова хоть однажды влюблялась в воспитателей. Тэсс тоже кто-то нравился, она не вспомнит даже, кто. Разве не нормально – в замкнутом круге, без новых лиц, без ожиданий лучшего будущего полюбить кого-то, кто хотя бы добр к тебе? Не полюбить, нет. Поиграть в любовь. Чтобы не чувствовать себя таким ненужным. Так делает и Таура, бедная глупая Таура. Так почему у Джера…

– Зачем ты пришла?

…все всерьез?

Тэсс не ответила. Он не стал повторять вопроса и уставился на воду. Широкая ладонь поглаживала штурвал.

– Мне не нужна помощь. Никакая.

Он все еще не зарычал, не бросился. Может, поэтому Тэсс никак не могла на него посмотреть.

– Джер…

Все еще хуже. Она никогда не воспринимала всерьез не только эту «любовь». Она не воспринимала его самого. Да и не хотела, наверное. Чокнутый дружок брата, без мозгов и тормозов, наглый, громкий. Очень громкий. Когда Ласкез в противоположность ему стал очень тихим, Тэсс обещала себе: терпеть столько, сколько понадобится. А потом это превратилось в привычку. Привычку… правильную. Джер, конченый дурак Джер, любил ее брата. По-настоящему. Так давно, так искренне и так необъяснимо – с их-то разницей в характерах – что она, даже если бы захотела, вряд ли бы сумела их поссорить. Ласкез заводил себе много друзей. Они уходили чуть ли не с каждой сменой ветра. Джер – всегда оставался.

Ей было бы проще мириться с его существованием, если бы правила их игры были одинаковыми. Определенно. Если бы Джер хотя бы пытался делать вид, будто сестра-близняшка Ласкеза… нет, не нравится ему, это слишком. Да пусть… пусть бы он не демонстрировал так открыто своего отвращения. А ведь подобного омерзения у него не вызывали ни змеи, ни грызуны, ни насекомые острова. Впрочем…

Не из-за насекомых, не из-за грызунов и не из-за змей Ласкез перестал говорить. Не из-за них ла Довэ…

– Прости! – Тэсс явственно услышала себя со стороны. Не собственный голос, а хриплый задушенный писк. Писк… мыши. Мыши под чужим сапогом. Джер уставился на нее.

– Что?

Его пальцы крепче сжались на рукояти штурвала. Он вдохнул воздух, будто хотел вобрать в себя штиль за бортом. Штиль и… наверное, этот запах.

– Когда она умирает, я не могу больше… – снова заговорила Тэсс. – Я…

– Ничего не изменилось, – сухо перебил Джер. – Это по-прежнему не твоя вина. Ты не могла победить две-три дюжины взрослых алопогонных с оружием.

– Я сказала это…

– Не надо. Уходи.