всем, что он сделал. Я просто не понимаю, как мальчику, с которым я выросла, могло быть много веков, и что его убили за то, что он увел меня из Сопротивления. Почему? Зачем? Как такое вообще возможно?

– Все возможно, если владеть магией. А у Бранна магия была такой силы, о которой я и мечтать не могла. И она поглотила бы все, что у него было, но он мог бы поддерживать иллюзию – что-то вроде колдовской формы чар фейри, – если бы принял такое решение. Что касается почему и зачем, тут все более или менее понятно. Все знали, что Завеса рано или поздно падет, – призналась Имельда, глядя на меня поверх макушки Фэллон.

Фэллон была примерно такого же роста, что и я, волосы у нее отливали таким же голубым оттенком, как мои. Вот только у меня кожа была бронзового оттенка и темнее, а у нее безупречно светлой – совершенно не тронутой солнцем.

В другой жизни мы могли бы и вправду быть сестрами, носившими одну и ту же метку в виде полумесяца, которая связывала нас на протяжении жизней магической связью. Связью, которую я не просто чувствовала, но и видела, как она мерцает на солнце.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Фэллон, нахмурив брови.

Она отвернулась от меня и посмотрела на Имельду. Ко мне подошел Фенрир, прижался к плечу и уткнулся мокрым носом в шею, и я нетерпеливо потрепала его по макушке.

– Всех подробностей я не знаю. Наверное, я могла бы опекать вас в отсутствие старейшин, но меня никогда не назначали опекуном. Все, что я знаю, – это то, что Завеса должна была пасть, когда одна из вас, первая, вступит в свою тринадцатую жизнь. Но когда тебя забрал Брандер, я потеряла тебя из виду и не смогла считать твои жизни. У Фэллон сейчас только двенадцатая жизнь, – объяснила Имельда.

– Удивительно, что она на целую жизнь младше меня, – сказала я, почесывая кончик носа.

– По крайней мере, сейчас самое время. Вы обе всегда умираете довольно молодыми. Какими бы ни были ваши души, они не предназначены для того, чтобы их запирали в сосудах человеческих тел. Вы расходуете свои тела быстрее, чем человеческая душа, и это отражается на продолжительности ваших жизней. Некоторые ваши жизни были длиннее, другие – короче. Логично предположить, что кто-то из вас умирал, будучи моложе или старше. Но пока мы не узнаем, кто или что есть каждая из вас, бесполезно делать предположения, связана ли сила ваших душ с этим происхождением или нет, – объяснила она.

Я кивнула, продолжая шагать вперед, хотя мне казалось, что мою жизнь опять вырвали с корнем и перевернули с ног на голову – в очередной раз за очень короткий промежуток времени. Почему мне никак не удается сорвать покровы сразу со всех тайн? Узнать, как изменится моя жизнь? Получить хоть какие-то подсказки, могу ли я и в самом деле быть дочерью Маб?

В том, что дочь богини может обладать более могущественной душой, было рациональное зерно. А значит, она быстрее прожигала человеческие тела.

Фэллон крепче сжала мою руку, и метка на ее руке, казалось, обжигала мне кожу. Она посмотрела на меня своими ореховыми глазами, и шрам, о котором я так и не осмелилась ее спросить, стало видно сильнее, когда его осветило солнце.

– Что бы ни ждало нас там, впереди, мы встретимся с этим вместе, – сказала она, и я почувствовала пульсацию тепла, исходившую от ее метки.

Повернувшись к ней боком, я вырвала из ее хватки свою левую руку и подала ей правую, вдавив ей в кожу свой полумесяц.

Золотые нити обернулись вокруг наших рук, крепче связывая их.

– Вместе, – согласилась я, погружаясь в окутавшее нас тепло.

Имельда шагнула вперед, достала нож, спрятанный в кармане плаща, и вынула его из ножен. Не обращая внимания на мой изумленный вздох, она вдавила острие в мой палец и, когда заструилась кровь, быстро сделала то же самое с пальцем Фэллон. Луна, вырезанная на лбу ведьмы, вспыхнула ярким светом, когда мы с Фэллон встретились взглядами. Ее палец был всего лишь на расстоянии вдоха от моего. По коже у нее стекала кровь, когда сверхъестественное притяжение магии крови связывало нас вместе.

В тот момент, когда наши пальцы соприкоснулись, голова у меня откинулась назад со сдавленным вздохом. Вне всяких сомнений, это была клятва на крови, которая, проникнув внутрь, ударила меня в грудь, обвилась вокруг моего сердца, и золотые нити натянулись так, что стало больно. Фэллон отшатнулась от этого контакта и прижала палец к своей груди, когда моя тяжело вздымалась.

Я перевернула руку, глядя на белую слезинку, образовавшуюся на кончике моего пальца. Знак сиял ярким, как у луны, светом, как если бы мог уловить надежду, которая звенела правдой в ночи, и запечатлеть ее у меня на коже.

– У всякой магии есть цена, – сказала Имельда, взглянув прямо мне в глаза, когда я оторвала взгляд от метки.

– И сколько же это будет стоить? – спросила я, глядя на метку.

– Не узнаешь, пока не заплатишь, – ответила она, протягивая руку, чтобы взять мой палец.

Она взяла за палец и Фэллон и теперь держала два зеркальных изображения рядом, и в этот момент я услышала топот бешеного галопа за спиной.

– Вы будете защищать друг друга. Иногда это будет приносить вам пользу, а иногда придется за это расплачиваться. Но вы будете стоять рядом, плечом к плечу, чтобы встретить то, что грядет, как и должно было быть всегда.

– Но ты же не знаешь, кто или что есть одна из нас, – возразила Фэллон, глядя на меня.

Она почувствовала ко мне то же самое притяжение, что и я к ней, и метка у меня на пальце ничего не изменила. В любом случае, с меткой или без, я бы не смогла бросить ее.

– Не знаю. Зато знаю, что вы обе будете иметь вес в грядущем. Опекуны не поместили бы вас в одно тайное убежище, если бы вы не знали друг друга. А во всем, что они делают, есть логика, даже если кажется, что это идет вразрез с целью их жизни, – сказала она, потрепав меня по щеке. – Брандер сделал то, что счел на тот момент правильным.

– Что вы тут, черт возьми, задумали? – гневно спросил Калдрис, спешиваясь с Азры и вставая между Имельдой и мной.

Он разорвал контакт между ее и моей кожей, взял мой палец в свои руки и провел по новой метке, будто мог срезать ее.

– Мы поклялись вместе противостоять тому, что грядет. Мы будем защищать друг друга, – ответила Фэллон, высоко подняв подбородок.

Она смотрела на бога Мертвых, как будто ей совсем