может». Департамент полиции командировал в Киев несколько детективов во главе с Кунцевичем. К расследованию был также привлечен помощник начальника губернского жандармского управления подполковник П.А. Иванов. Из уезда вызвали станового пристава Н.А. Красовского, которому было суждено сыграть значительную роль в этом деле. По общему мнению, Красовский отличался выдающимися способностями криминалиста. В то же время Красовский весьма вольно обращался с законом.

Вместе со своими помощниками А.Д. Выграновым и А.К. Полищуком Красовский развил бурную деятельность. Как и Мищук, они заподозрили родственников погибшего. Особенно странным показалось им поведение дяди Андрея — Федора Нежинского, который явно что-то скрывал. 3 июня 1911 г. он был арестован и признался, что самостоятельно нашел важного свидетеля, до которого не докопались профессиональные сыщики. Им был печник В.И. Ященко, который утром в день убийства видел около пещеры человека с черными усами, одетого в пальто и круглую шляпу. По описанию этого человека Нежинский признал в нем Луку Приходько, после чего «розыски свои прекратил и решил молчать о своих догадках, рассуждая таким образом, что убитого мальчика не вернешь, а арест Приходько неблагоприятно отразится на материальном положении семьи, содержать которую пришлось бы ему, Нежинскому».

В Петербург полетело донесение о том, что при обыске у Приходько была найдена «исписанная карандашом записка, заключающая в себе описание строения черепа и расположения на черепе артерий и швов у взрослых людей и детей». Эта улика являлась важной, так как смертельные раны мальчику были нанесены в область височной кости. На очной ставке печник Ященко заявил, что Лука Приходько имеет большое сходство с человеком, которого он видел у пещеры.

Однако собранные полицией улики рассыпались, словно карточный домик. Выяснилось, что записка о височной кости выпала из медицинского справочника, который был отдан в переплет. Владелец книги подтвердил, что выписки сделаны его рукой. Процедура опознания была грубо фальсифицирована приставом Красовским, который приказал придать отчиму убитого сходство с человеком, описанным свидетелем Ященко. Луке Приходько сбрили бороду, перекрасили его рыжие усы в черный цвет и переодели в пальто и круглую шляпу. Пристав также подготовил липовых свидетелей. Его помощник Выгранов признавался: «Когда предъявление было закончено, ко мне подошел пристав Красовский с двумя городовыми, одетыми в штатский костюм. Обратившись к городовым, Красовский спросил у них, указывая на тут же стоящего Приходько, видели ли они этого человека на Загоровщине 12 марта, на что городовые ответили, что действительно они видели Приходько в этом месте». Следствию в очередной раз пришлось признать свой промах и освободить чету Приходько.

Из всего сказанного вытекает, что официальное следствие первоначально не поддерживало ритуальную версию. На протяжении трех месяцев полиция вела розыск в ином направлении, не считаясь ни с законом (под стражу были заключены беременная мать убитого и ее престарелый свекор), ни со здравым смыслом (чего стоило хотя бы предположение, что малограмотный переплетчик мог сделать выписку о височной кости на латинском языке).

Нежелание искать виновных среди евреев приводило черносотенцев в ярость. 29 апреля фракция крайне правых III Государственной думы внесла запрос, в котором резко порицала действия судебных органов: «Вместо того чтобы выяснить вопрос об изуверской иудейской секте, членами которой совершено убийство, расследование теряет время в заподозревании матери Ющинского: не она ли замучила сына».

После этого министр юстиции И.Г. Щегловитов командировал в Киев вице-директора I уголовного департамента А.В. Лядова. Впоследствии Лядов утверждал, что не получил от Щегловитова никаких директив и подошел к делу без всякой предвзятости. В то же время он признавался, что «обстоятельства преступления уже тогда создали во мне личное убеждение… что Ющинский был убит евреями». По словам следователя Фененко, Лядов передал судейским чиновникам, что министр не сомневается в ритуальном характере убийства.

Вице-директор обратился за помощью к наместнику Печерской лавры Амвросию, который рассказал об особенностях ритуальных жертвоприношений: «Всех в таких случаях ран должно быть определенное число и в определенных частях тела: числом приблизительно сорок пять». По инициативе Лядова привлекли профессора психологии И.А. Сикорского. Отец знаменитого в будущем авиаконструктора был известен как специалист по изучению бредовых религиозных состояний народных масс. Не менее известными были антисемитские убеждения Сикорского, проявлявшиеся даже в его научных трудах. Он объяснил судебному следствию, что злодейские убийства христианских детей совершаются систематически и «должны быть объяснены расовым мщением». Профессор квалифицировал эти преступления как «вендетту сынов Иакова».

Помимо ритуальной экспертизы Лядов организовал встречу представителей официального следствия с сыщиками-добровольцами из молодежного черносотенного общества «Двуглавый орел». Секретарь этого общества студент университета B.C. Голубев был сыном профессора Киево-Могилянской духовной академии. Он чрезвычайно интересовался вопросом о ритуальных убийствах, считая, что их совершают хасиды — приверженцы мистического течения в иудаизме. Голубев обратил внимание на кирпичный завод, находившийся в нескольких сотнях шагов от пещеры. «Управляющим этой усадьбой с кирпичным заводом, — пояснял он, — состоит некий жид Мендель (прозвище), который после обнаружения трупа Ющинского держал себя несколько странно, раздавал ребятам конфеты и просил полиции ничего не говорить». Так во время следствия впервые прозвучало имя Менделя Бейлиса.

Но следствие пока еще обошло вниманием приказчика кирпичного завода. Следователь Фененко отнесся к Голубеву как к впечатлительному юноше, начитавшемуся романов о Нате Пинкертоне. 7 мая 1911 г. следователь вместе с понятыми осмотрел место происшествия. «В усадьбе Зайцева, — докладывал в столицу прокурор Чаплинский, — ничего подозрительного обнаружено не было, и никаких подвалов, о которых также упомянул Голубев, там не оказалось».

Второй раз имя Менделя Бейлиса всплыло в связи с показаниями фонарщика Казимира Шаховского, утверждавшего, что утром того дня, когда исчез Ющинский, он беседовал с ним и его сверстником Женей Чеберяком около дома последнего, неподалеку от пещеры. На третьем допросе Шаховской припомнил важное обстоятельство.

Дня через три после беседы с мальчиками он встретил Женю Чеберяка и спросил, как тот погулял с приятелем. По словам Шаховского, мальчик ответил, что их спугнул на кирпичном заводе какой-то мужчина с черной бородой. Свидетель высказал предположение, что этим человеком мог быть приказчик завода Мендель Бейлис: «Думаю, что в убийстве этом принимал участие этот самый Мендель, а Женька Чеберяк просто заманил в эту усадьбу Андрюшу».

Поскольку следствие уже отчаялось найти преступников, эти показания были восприняты очень серьезно. С точки зрения закона не имелось оснований для заключения Менделя Бейлиса под стражу. Однако Чаплинский попросил начальника Киевской охранки подполковника Н.Н. Кулябко найти какой-нибудь предлог для задержания Бейлиса, и тот распорядился арестовать приказчика как неблагонадежного человека, подлежащего изоляции в связи с предстоявшим прибытием в Киев императора Николая II. В ночь на 22 июля 1911 г. жандармы произвели арест. С этого момента и началось, собственно, «дело Бейлиса».