В ней господствовало то конституционно-демократическое боль­шинство, к которому по своим политическим симпатиям примыка­ли большая часть еврейского общества и 8 из 12 его представителей в Думе (трое депутатов примыкали к «трудовикам», а один был бес­партийный). Естественно было ожидать, что такой парламент без труда разрешит вопрос о еврейском равноправии, вытекающем из обязательного начала равенства граждан. К несчастью, это ожида­ние не сбылось. Вся короткая сессия Думы прошла в непрерывной борьбе оппозиции с правительством, во главе которого теперь стоял старый реакционер Горемыкин. В ответ на тронную речь Дума ука­зала, что «ни свобода, ни порядок не могут быть прочно укреплены без равенства всех граждан перед законом». Но в декларации прави­тельства не было ни слова о гражданском равенстве, и это умолча­ние свидетельствовало, что правительство не намерено идти на ус­тупки в еврейском вопросе. Депутат Винавер в сильной речи, произ­несенной по этому поводу, сказал: «С этой кафедры, с которой гово­рилось так много о политических свободах, мы, евреи, представите­ли одной из самых истерзанных национальностей в стране, ни разу не сказали о себе ни слова, потому что нам казалось уже несоответ­ствующим говорить здесь о гражданском неравенстве. Теперь нам становится ясным, что правительство и дальше собирается идти по тому же пути, по которому шло до сих пор, и мы должны объявить: доколе вы будете попустителями гражданского рабства, не будет умиротворения в стране». Однако силою событий обсуждение воп­роса о равноправии было отодвинуто на второй план, так как Думе пришлось заняться, кроме аграрного и других общих вопросов, пре­ниями по запросу о погромах, как составной части «еврейской поли­тики» правительства. В мае был внесен запрос об участии Департа­мента полиции в погромах 1905 года, но не успел еще министр внут­ренних дел Столыпин ответить на этот запрос, как разразился но­вый кровавый погром: в Белостоке.

В этом центре еврейского рабочего движения, где в 1905 г. по­лиция и войско дважды исполняли функцию избиения евреев, был подготовлен новый антиеврейский заговор. Случайный террористи­ческий акт, убийство полицмейстера неизвестным лицом, дал повод заговорщикам осуществить свой замысел. 1 (14) июня, во время цер­ковной процессии, откуда-то раздался провокаторский выстрел, и в толпе пущен был слух, что «анархисты-евреи стреляют в крестный ход». Тотчас разразился погром, в котором городской черни усерд­но помогали солдаты. От избиения евреев и грабежа их имущества перешли к резне. Зверски убивали мужчин и женщин, людей разру­бали в куски, вбивали гвозди в голову; солдаты расстреливали бегу­щих евреев на улицах, стреляли в окна домов. Восемьдесят убитых и сотни раненых были жертвами реакционной ярости. На другой день Государственной Думе было доложено о белостокской резне, и тут же, после горячих речей Левина, Родичева и других депутатов, было решено предъявить правительству срочный запрос и пору­чить парламентской комиссии расследовать дело на месте. В Бе­лосток немедленно выехали три депутата и по возвращении пред­ставили Думе отчет обо всех ужасах, виденных ими по свежим сле­дам. Этот правдивый отчет неопровержимо установил, что белостокское злодейство было тщательно подготовлено как контрре­волюционный акт и что беспощадно расстреливалось мирное ев­рейское население.

Под впечатлением новой резни дебатировался в Думе ответ пра­вительства на запрос об октябрьских погромах 1905 года. На объяс­нения министра внутренних дел Столыпина возражал бывший ки­шиневский губернатор, либеральный депутат Урусов. Бывший бю­рократ раскрыл скандальные тайны. Он рассказал о существовании тайной типографии при Департаменте полиции, где печатались «пат­риотические» прокламации, призывавшие к истреблению евреев; он цитировал слова заведовавшего делом жандармского офицера: «По­гром можно устроить какой угодно: и на десять человек и на десять тысяч...» Свою речь Урусов кончил словами: «Опасность не исчез­нет, пока на дела управления и на судьбы страны будут влиять люди, по воспитанию вахмистры и городовые, а по убеждениями погром­щики». Дума приняла формулу перехода к очередным делам, рез­ко осуждавшую политику правительства. Страстный характер носили прения в Думе по поводу доклада комиссии о последнем погроме в Белостоке. Правительство возмутило либеральную Думу своим лживым официальным сообщением, в котором евреи выстав­лялись виновниками погрома; всех поразила наглость высших воен­ных властей, выразивших в особом приказе благодарность войскам белостокского гарнизона за славную службу во время погрома», т. е. за расстрел евреев. Речи еврейских депутатов Якубсона (ездившего в составе парламентской делегации в Белосток), Винавера и Левина дали исход накипевшему гневу. Думский Мирабо, Родичев, пригвоз­дил к позорному столбу официальных виновников бойни. Дума при­няла формулу перехода, заклеймившую систему гнета и террора, ко­торая создала «беспримерное в истории культурных стран положе­ние»; резолюция требовала немедленного выхода министерства в от­ставку. Но царь решил дать отставку самой Думе. Через два дня (9/ 22 июля), когда депутаты явились к зданию Думы, оно оказалось за­пертым, а на дверях красовался царский манифест о роспуске Думы, которая «уклонилась в непринадлежащую ей область и занялась рас­следованием действий от нас поставленных властей». Следствием этого акта произвола было «Выборгское воззвание» всей парламен­тской оппозиции, призывавшее народ не платить податей и не да­вать солдат правительству, разогнавшему народных представителей. Под воззванием подписались также все еврейские депутаты, за что впоследствии поплатились тюремным заключением и лишением из­бирательных прав.

Революционный террор, затихший во время заседаний Думы, возобновился после ее разгона. Покушения на жизнь администра­тивных лиц (самым ужасным был взрыв бомбы на даче Столыпина, назначенного при роспуске Думы премьером), экспроприации, анар­хические рабочие стачки — стали обычными явлениями. На это правительство ответило чудовищными репрессиями: был учреж­ден военно-полевой суд, который в течение пяти месяцев (с сен­тября 1906 г.) подверг смертной казни свыше 1000 «политических преступников», в том числе и многих евреев. По отношению к ев­реям сверх того продолжалась и тактика провокации. Начальник охранной полиции в городе Седлеце, Тиханович, провоцировал погром (27-28 августа), жертвами которого были 30 убитых и 150 раненых евреев. Поводом послужили загадочные выстрелы, на­правленные на военный караул, после чего войска открыли бес­порядочную стрельбу на улицах и бомбардировали еврейские дома.

Несмотря на официальный рапорт другого агента местной охранки, жандармского ротмистра, что для погрома евреи не дали никакого повода и что это была только подготовленная военно-полицейская экзекуция, виновник ее Тиханович не только не был наказан, но еще получил от варшавского генерал-губернатора благодарность «за энергию и распорядительность».

В то время как местные власти так просто расправлялись с «ев­рейской революцией», центральное правительство пыталось ослабить ее некоторым смягчением еврейского бесправия. Правительство Сто­лыпина обещало «безотлагательно рассмотреть, какие ограничения, как вселяющие раздражение и явно отжившие, могут быть отменены немедленно и какие, касающиеся существа отношений еврейской на­родности к коренному населению, являются делом народной сове­сти и должны быть переданы в законодательные учреждения» (цир­куляр 24 августа 1906 г.). Но царь отказался утвердить это решение Совета