– Не бойся его, – мягко произнёс Айвор, притягивая к себе компаньона. В кои-то веки тот не возражал. – То был господин теней. Только дети пугаются ночного мрака, а ты – взрослый мужчина, прелестный мой друг, как ни прискорбно признавать… Идём. Я слышу сестру; неплохо было бы нам перемолвиться словом.

– А какая она, твоя сестра? – шепнул Киллиан, слегка наклоняясь, и его окутал тёплый, сладкий древесный аромат, от которого сердце в груди жалко трепыхнулось. – Похожа на тебя?

– Нет, что ты, – белозубо улыбнулся Айвор. – Намного красивее.

В первый раз бесстыжий колдун-фейри похвалил чью-то красоту, кроме своей, и потому Киллиан ждал чего-то совершенно невероятного. И впрямь, вскоре сам воздух вокруг изменился. Повеяло холодом и свежестью; фальшивый синеватый ледок под ногами подёрнулся инеем. В голове слабо зазвенело, точно от большой высоты, и единственной надёжной точкой опоры была рука компаньона, по-девичьи тонкая, но сильная. Поблекли яркие наряды фейри, потускнели волосы, глуше стал аромат цветов. Толпа всё редела и редела, пока не остались вокруг лишь девицы в белых кружевных платьях; лилейные плечи обнажены, очи опущены долу, ни шепотка, ни смешка – точь-в-точь снежные миражи.

– Сестрица, – произнёс вдруг Айвор с неподдельной нежностью, точно голосом лаская. – Долго же мы не встречались.

– Другой раз я бы посмеялась, любимый мой брат, и сказала, что для нас и сто лет пролетают как сон летней ночью. Но не теперь.

Прекрасные леди расступились, давая дорогу девчушке лет двенадцати, не больше. Кожа у неё была белая, волосы – багряные с золотым; один глаз – голубой, как озеро под ясным небом, а другой – зелёный как мох. От плеч и до пола спускался плащ из паутины и тисовых веточек, и она куталась в него так, что видны оставались только самые мыски туфелек.

– Скоро ли истекает срок? – спросил Айвор тихо.

– Нынче весною, – отвечала ему сестра, не отводя взгляда. – Пора бы тебе решить… Впрочем, решать не тебе, да уже и решено всё, только ты упрямишься, – она вдруг бросила искоса взгляд на Киллиана и тут же вновь посмотрела на брата. – Но ты всегда был упрям. И сегодня снова пришёл не затем, чтоб отвечать на мои вопросы. Говори, чего хочешь.

Он не стал ходить вокруг да около.

– Позволь Шевонн, твоей новой кружевнице, встретиться с матерью.

– Нет.

– Я не прошу отпустить её. Разреши только им поговорить…

– Нет.

– Любезная моя сестра, – Айвор шагнул вдруг и положил девочке руки на плечи. Она вздрогнула, и на миг взгляд её стал таким же растерянным, как у обычного ребёнка. – Для любой смертной попасть к тебе в свиту – и счастье, и честь. Но прежде в тебе не было столько жестокости, а сейчас ты бестрепетно разлучаешь мать и дитя. И даже попрощаться им не даёшь.

Они стояли друг напротив друга – женщина, облачённая в самую тёмную ночь, бледная и спокойная, и девочка с потускневшим взглядом, полным невыразимой, всеведущей печали. И ни слова ещё не прозвучало, а Киллиан уже понял: сестра не сумеет отказать Айвору.

– Любовь застилает тебе глаза, – тихо произнесла она. – Любовь к людям, которые оставили тебя, которые никогда о тебе не вспомнят. Ты раздаёшь себя по глотку, чтобы утолить их жажду. Но если раньше ты был источником, то теперь стал чашей. Тебя осушат и оставят пустым. Ты не вернёшь былого. Но то, что есть, можешь ещё сохранить.

Она говорила, и сердце у Киллиана заходилось от боли, рвалось из грудной клетки, точно живое. Тисовая веточка на шнурке, под рубашкой царапала кожу – хрупкая, сухая, омертвелая.

Айвор выслушал сестру до конца – и улыбнулся так, словно знал свою судьбу до последнего вздоха и принимал её.

– Сохранить, да… Вот только зачем?

Она отшатнулась, как от пощёчины, и отвернулась, отталкивая брата.

– Довольно. А ты, Киллиан Флаэрти, – голос у девочки стал ниже и огрубел, – отыщи свою Шевонн сам. Она среди моей свиты. Дозволяю тебе получить от каждой девы один танец или один поцелуй. После скажешь, которая из них Шевонн. Угадаешь – так и быть, отпущу её к матери.

Сказала – и как сквозь землю провалилась, оставив после себя лишь горсть сухих тисовых листьев-иголок на затянутом инеем полу. Холод отступил, и снова накатил густой запах цветов, но на сей раз отчего-то с примесью дымной горечи и прелой травы. Девицы белом вдруг точно оттаяли и, словно кокетливые фермерские дочки, что у колодца строят глазки заезжему офицеру, принялись прятаться друг за дружкой, хихикая и меняясь местами с такой скоростью, что голову повело. Широкие кружевные юбки и шлейфы метелью стелились по воздуху.

– Целовать этих красавиц не вздумай, – снисходительно посоветовал Айвор, поглядывая на компаньона из-под ресниц, и стряхнул иней с корсажа. – Замёрзнешь. Ну, что ж, удачи, мой прелестный друг.

– Ты уходишь? – встрепенулся Киллиан. Изморозь у него под ногами потемнела, превращаясь в жирные хлопья пепла. – Разве не поможешь мне?

– Ты и сам справишься, – усмехнулся компаньон и вдруг по-кошачьи повёл носом. – А мне пора, гм, повидаться со старыми приятелями, – добавил он, боком отступая и оглядываясь по сторонам… и врезался на полном ходу в широкоплечего верзилу.

Да так и замер.

– Какой сюрприз, дорогой кузен, – вкрадчиво произнёс верзила. Тембр у него оказался низкий, пробирающий до костей. Багровые, как загустевшая кровь, длинные волосы стояли дыбом, ещё порядочно добавляя росту. С головы до ног незнакомец был облачён в красное и серое, точно угли просвечивали сквозь остывающую золу. Запах терпкого дыма и сырой листвы стал нестерпимым. – Прячешься от меня? Ну-ну.

Улыбка Айвора из весьма бледной превратилась в ослепительную.

– Прячусь? О, не льсти себе. Кстати, как дела в Эн Ро Гримм? Дым и тление, предательство и смерть? Всё так же текут реки крови? Занятное, думаю, зрелище, опиши-ка его в письме, прочитаю как смогу, лет через тридцать. А теперь – прошу простить, мне пора. У Эйлахана чудное вино.

Он попытался проскользнуть мимо верзилы, но тот легко перехватил его и крутанул на месте, как легкомысленную великосветскую прелестницу.

– Так я тебя и отпустил, дорогой кузен. У меня к тебе разговор. Ты забрал кое-что моё, а на место вернуть забыл… Ну-ка, постой!

Айвор снова вывернулся, но кузен размашисто шагнул и сцапал его сильной ручищей поперёк груди. Киллиан успел только заметить, как на мгновение улыбка компаньона превратилась в оскал – и втиснулся между двумя фейри.

Эн Ро Гримм склонил косматую голову и уставился на смертного нахала, сощурив пламенеющие глаза. Айвор резко выдохнул куда-то в плечо. Воздух сделался тягучим, плотным. Киллиан сглотнул, но не отступил и даже не ссутулился, пускай тяжесть давила страшная.

– При всём уважении, сэр, – обратился он к верзиле, – вы ведёте себя грубо. Мой компаньон ясно дал понять, что не желает вашего общества. Посему настаивать на приватной беседе в высшей степени невежливо.