– Что это значит?

– Я думаю, ваш отец король тайно получил разрешение Святого Престола оставить вашу матушку, и Томас Кранмер объявляет об этом. Возможно, король женится на маркизе, но не коронует ее. Но в вашем положении, Ваша Светлость, это ничего не изменит. Вы были зачаты в твердой вере, и вы по-прежнему единственная законная его наследница.

Я не говорю: вас вынудят принять присягу. Не могу заставить себя повторить королевский приказ. Знаю, что должна, но не исполняю свой долг. Я не могу сказать девушке семнадцати лет, что одно упоминание своего имени может стоить ей жизни, но она должна пойти на этот риск.

– Я знаю, – отвечает она едва слышно. – Я знаю, кто я, и моя мать знает, что никогда в жизни не совершала ничего бесчестного. Все это знают. Единственное, чего никто не знает, – это маркиза?

Мы узнаем чуть больше весной, когда я получаю из Лондона, от Монтегю, несколько записок подряд. Они не подписаны, не запечатаны. Они появляются на моей тарелке, или оказываются приколоты к седлу, или засунуты под мою шкатулку с драгоценностями.

Новый архиепископ постановил, что брак короля и королевы недействителен и всегда был таким. Епископ Джон Фишер целый день приводил доводы против, и на исходе дня его арестовали. Сожги это письмо.

Король послал герцога Норфолка к королеве сообщить, что теперь ее будут называть вдовствующей принцессой и что король женат на леди Анне, которую теперь называют королевой Анной.

Сожги это письмо.

Я знаю, что должно произойти дальше, и жду прибытия королевского герольда, а когда он прибывает, провожаю его в покои принцессы. Она сидит за столом, яркое весеннее солнце льется над ее склоненной головой: она пишет ноты для лютни. Когда я вхожу, она поднимает взгляд, и я вижу, как гаснет ее улыбка, когда она видит за моей спиной гонца в ливрее. В мгновение она делается старше, превращаясь из счастливой девушки в ожесточенного подозрительного дипломата. Она встает, смотрит, как гонец кланяется ей. Он кланяется – низко, как положено герольду перед принцессой. Она тщательно изучает имя на запечатанном письме. Она названа верно, принцессой Марией. Только потом, уверившись в том, что гонец не замышляет никакого подвоха и неуважения, она ломает королевскую печать и бесстрастно читает быстрые каракули короля.

Стоя у двери, я вижу, что слов в письме немного, оно подписано «Г» с росчерком. Принцесса поворачивается ко мне и, широко улыбнувшись, протягивает мне письмо.

– Как хорошо, что Его Светлость счел нужным сообщить мне о своей радости, – произносит она, и голос ее безупречно ровен. – После обеда я напишу ему, чтобы поздравить.

– Он женился? – спрашиваю я, подражая радостному удивлению в ее голосе ради герольда и придворных дам.

– Именно так. На Ее Светлости маркизе Пемброк.

Она выговаривает недавно придуманный титул, и голос ее не дрожит.

Июнь. Я видел, как ее короновали, все кончено. Джеффри прислуживал ей, я шел за королем. Я нарезал мясо на обеде в честь ее коронации. Я давился каждым куском. Не было ни единого приветственного выкрика вдоль всего пути процессии. Женщины кричали славу истинной королеве. Сожги это письмо.

Джеффри прибывает на наемной лодке вверх по течению, в темном плаще из камвольной шерсти, в шляпе, надвинутой на глаза. Он посылает мою внучку Катерину, чтобы проводила меня к нему, и ждет на маленьком причале, которым пользуются горожане.

– Я виделся с королевой, – коротко сообщает он. – Она дала мне вот это для принцессы.

Я молча беру письмо, запечатанное воском; но на нем нет дорогого мне герба с гранатами.

– Ей запрещено писать, – говорит Джеффри. – Запрещено кого-либо навещать. Ее держат почти как в тюрьме. Он собирается урезать ее свиту. Болейн не потерпит соперничающего двора и королевы-соперницы.

– Анна беременна?

– Она откидывается назад, словно у нее там двойня. Да.

– Тогда Карл Испанский должен вторгнуться до родов. Если будет мальчик…

– У него никогда не будет сына, – презрительно произносит Джеффри. – Тюдоры не как мы. Вот, у сестры Урсулы опять мальчик в колыбели, у меня скоро будет еще один ребенок. А любой ребенок Тюдоров наверняка родится мертвым. Дева из Кента клялась, что этому не бывать, что на Тюдорах проклятие. Все это знают.

– Все? – шепотом спрашиваю я.

– Да.

Ричмондский дворец, к западу от Лондона, лето 1533 года

Сам герцог Норфолк лично пишет, чтобы сообщить, что двор принцессы должен переехать в Болье и что мы больше не вернемся в Ричмондский дворец.

– Меня хотят унизить, – напрямик говорит принцесса. – Принцесса должна жить во дворце. Я всегда жила во дворцах или замках.

– Болье – прекрасный дом, – напоминаю я. – Там красивая местность, у вашего отца это одно из любимых мест…

– …Охоты, – заканчивает она за меня. – Да, именно так.

– Вашей матушке тоже предстоит переехать, – говорю я.

Она вздрагивает, ее лицо исполняется надежды.

– Она приедет в Болье?

– Нет, – поспешно говорю я. – Нет, мне очень жаль. Нет, дорогая, не приедет.

– Он ведь не отсылает ее обратно в Испанию?

Я не знала, что она этого боится.

– Нет, не отсылает. Он отсылает ее в Бакден.

– Где это?

– Возле Кембриджа. Мне жаль, но это неподходящий для нее дом, и король распустил ее двор.

– Но не всех же! – восклицает принцесса. – Кто будет ей служить?

– Всего несколько человек, – отвечаю я. – И ее друзьям, таким как Мария де Салинас, леди Уиллоби, запрещено ее посещать. Даже послу Шапуи не позволят с ней видеться. И она может гулять только по саду.

– Она в заточении?

Я отвечаю честно, но говорить такое девушке, которая любит мать и чтит отца, ужасно.

– Боюсь, что так. Боюсь, да.

Принцесса отворачивается.

– Тогда лучше нам начать собирать вещи, – тихо произносит она. – Ведь если я его не послушаю, он может и меня заточить.

Болье, Эссекс, август 1533 года

Джеффри и Монтегю открыто приезжают меня навестить, под предлогом однодневной охоты в огромном парке Болье. Как только объявляют об их приезде, принцесса спускается поздороваться с ними во внутренний сад.

Стоит прекрасный день, кирпичные стены хранят тепло, ни один лист не шевельнется в тихом воздухе. Монтегю опускается на колено, когда принцесса подходит к нему, и улыбается ей.

– У меня для вас прекрасные новости, – говорит он. – Слава Богу, я наконец-то могу привезти вам добрую весть. Папа принял решение в пользу вашей матушки. Он повелел королю отринуть всех прочих и вернуть ее ко двору.