Если бы я только могла колдовать… Он горел бы заживо прямо в этой камере! И никто никогда не увидел бы моих слез, вызванных смертью шавки Ак-Сарина!

– Почему ты не ешь? – Меня передернуло от ненавистного звука его голоса. Именно с этой мягкой интонацией мерзавец лгал мне в глаза и пробирался в самое сердце, оставляя за собой следы ядовитой чешуи. Теперь они болели все разом.

– От императорских прихвостней я не приму и крошки, – мой рык заставил его устало покачать головой.

– Ты не сможешь голодать вечно.

– Значит, сдохну, но не притронусь к еде. Подавитесь своими подачками!

– Я понимаю, что ты ненавидишь меня… – начал было предатель.

– О-о-о, дело не только в тебе, – грубо отрезала я, истерично хохотнув. – Я презираю каждого, кто носит этот мундир. Вы – ублюдки – не гнушаетесь ни пытками, ни убийствами, чтобы добиться желаемого. И это меня люди зовут зверем! Ха-ха!

– Что ты несешь? Мы – слуги государя, а не мучители! – оскорбленно воскликнул мерзавец, отчего я расхохоталась громче.

– Непогрешимые слуги государя не погнушались жечь меня своими кинжалами, угрожая Мауре! Им доставляло огромное удовольствие ласково шептать, как легко сломается моя шея! Почему же они это делали? Да потому что дражайшая женушка моего отца заплатила им! Да! Заплатила непорочным псинам государевым! – Я вскочила с койки и нависла над предателем. – Но даже эти твари не идут ни в какое сравнение с тобой! Никто из них не подбирался ко мне обманом! Никто не выведывал мои тайны, прикрываясь несчастной любовью! Признавайся, ублюдок, зачем женишку потребовался шпион в моем поместье?!

– Не смей называть меня ублюдком! Я больше не твой солдат! – взвился предатель и вскочил на ноги, заставив меня отшатнуться. Я сделала шаг назад, но не отвела яростного взгляда. – Да, я обманул тебя и сделал бы это снова, чтобы защитить дорогих мне людей! Я не раскаиваюсь, но сожалею, Амаль. Мое дело – разведка, и сейчас я нарушаю все возможные инструкции, рассказывая тебе об этом.

– Не говори мне о сожалении, мерзавец, иначе я удавлю тебя собственными руками.

– Тир нуждается в твоей помощи. Ваш брак – его последняя надежда удержать власть, – невозмутимо продолжил миреец. – Он, как и я, знал о тебе лишь по слухам. Уж прости, но люди не болтают ничего хорошего об ужасной Амаль Кахир. Тир должен был убедиться, что ты в своем уме.

– Как лестно, что ты счел меня разумным существом, раз Ак-Сарин все-таки снизошел до моей опальной персоны, – съязвила я, насилу удержавшись от плевка в лицо, которое еще совсем недавно считала красивым.

– Я ненавидел тебя после подвальных пыток и вправду считал рехнувшейся ведьмой, – процедил мерзавец, смерив меня тяжелым взглядом. – Но вскоре понял, как сильно ошибался, и…

– Решил меня соблазнить, – закончила за него я.

Предатель окинул меня гневным взглядом и прорычал:

– Я лгал тебе, но НИКОГДА не стремился влюбить в себя. Будь я настолько бессердечен, как ты считаешь, неужели вернулся бы, узнав о замысле Арлана? Разве сунулся бы в Нечистый лес, помня об угрозах Шурале? Последовал бы за Маурой в коридор огня, чтобы потом по ее же милости напиться какой-то дряни и очнуться на центральной площади Даира? Да я к навирам пришел, как к последней надежде спасти тебя! Можешь ненавидеть меня за ложь, но не смей думать, что я пользовался твоими чувствами!

Как же проникновенно он говорил! Грусть в глазах цвета дерьма казалась искренней и мучительной! Ха! Больше я на это не куплюсь!

– Да, я стремился помочь Тиру и дорогим мне людям, когда соглашался на это задание. Иссур не пощадит никого, кто хоть однажды перешел ему дорогу, – продолжил предатель, вновь вернув себе невозмутимый вид. – Но отправляясь в Вароссу, я не подозревал, что узнаю тебя так близко…

– Ты и сейчас не знаешь меня! – закричала я, и в тот же миг мой надломленный голос позорно сорвался. На горло словно набросили петлю и затянули до кровавой борозды. Печальный взгляд выродка не значил ровным счетом ничего. Он – больше не человек для меня, а лишь помойная крыса, прогрызшая себе путь к еде. – Никакого брака не будет! Я отказываюсь от предложения Тира! Мне не нужен союзник, подсылающий лазутчиков в мой дом!

– Амаль, я прошу тебя…

– Не смей ни о чем меня просить!!! – вместе с визгливым воплем в груди заворочалось горе, густой неприглядной жижей растекшееся в топкой пустоте. – Я спасала тебя, унижаясь перед матерью! Я согласилась на предложение Тира ради тебя! А ты этого не стоишь! Вы с Ак-Сарином – жалкие ублюдки! Женитесь хоть друг на друге! Ноги моей не будет в Мирее! Лучше уж останусь в этой камере и сдохну от голода!

Мерзавец зарычал и пинком отшвырнул табурет, с грохотом врезавшийся в стену. В углах заворочались тени и плотоядными щупальцами потянулись ко мне, но он одернул своих безликих слуг. Я гордо выдержала пылающий взгляд и нашла в себе силы ехидно ухмыльнуться.

– Держи своих псов при себе, вонючий ублюдок.

Гримаса отвращения мелькнула на его тошнотворном лице. Предатель в два шага достиг двери, но, распахнув ее, обернулся.

– Я отозвал обвинение. Ты на меня не нападала. Неплохой поступок для вонючего ублюдка?

С этими словами он с грохотом захлопнул за собой дверь, не забыв запереть ее, а я обессиленно рухнула на койку и ощутила, как слезы одна за другой прочерчивают дорожки к вискам. Горечь и гнев хлынули водопадом в пустую душу, наполнив ее зловонной чернотой. Я задыхалась от бессилия перед бурей и малодушно жалела, что блаженная пустота больше не вернется.

* * *

В тревожный обрывистый сон ворвалось чье-то навязчивое прикосновение. Я дернулась и с криком проснулась. Молодой рыжеволосый навир отпрянул, словно вместо безвредной пленницы повстречал ожившего мертвеца, и вытаращился на меня водянистыми зелеными глазами. Парнишку, казалось, пугала сама моя персона, даже лишенная огненной мощи.

– Мне поручено отвести вас к командиру роты, – пробормотал навир, с виноватым видом показав мне кандалы.

Я чинно поднялась с кровати и протянула ему руки. Кандалы причиняли боль, въедаясь в кожу, но после десятка часов пути до Даира, которые я провела закованной и униженной, она меня не пугала. Страх перед особым металлом остался в далеком детстве, притаился в слезах, пролитых в подушку после ухода императорских шавок из нашего дома. Его отогнали слова Мауры: «Не бойся особого металла. Он причиняет страдания, но не убивает. Страшнее те, кто его использует. Нет тварей бесчеловечнее навиров».

Юноша заковал мои руки в кандалы, сию же секунду пронзившие запястья