Так.

А что если…

Когда Эрик снова придвигается ближе и касается тонких лодыжек девушки, она вздрагивает и даже выглядывает из-за головы Эмиля с недовольной мордашкой.

— Лусито!

— Я не пристаю к тебе, моя любимая Змейка, — Эрик отчаянно пытается изобразить глазки кота из пресловутого Шрэка, — но ты наверняка устала. Я совсем чуть-чуть помогу тебе расслабиться. Можно?

Пальцы уже распустили застежки её босоножек, пальцы проходятся по нежной, мягкой стопе. 

Ну неужели она откажется от этого?

Её глаза изобличают Эрика в коварстве. И так оно и есть, он на самом деле отчаянно хочет хоть как-то загладить свою вину за то, как он с ней обошелся по возвращении из Италии. Ему бы её любить за это, день и ночь, без остановки, чтобы компенсировать моральный урон, но она ведь вредничает. И о любви пока даже речи не идет. Значит, нужно искать альтернативные способы доставления удовольствия. Вот как этот…

Змейка обожает массаж стоп, особенно в исполнении Эрика. Он успел изучить её ножки до миллиметра, знает чувствительные точки у пяточки, у подушечки под большим пальцем, на сгибе свода… 

Змейка тихонько жмурится, покусывает губки, но кайфует. Кайфует! Ну хоть какая-то маленькая победа. Может быть, это хоть чуточку её смягчит или хотя бы расслабит?

Змейка нервничает. Что неудивительно, если учитывать, сколько времени они тянули её из стороны в сторону, то один, то второй, предъявляя претензии и не желая брать в расчет её чувства и желания. 

А тут еще это непонятное: будем пробовать втроем. 

Наверняка в этой дивной рыжей головке сейчас тысяча вопросов как, и они грозят разорвать её черепную коробку. 

— Пожалуй, я приму душ, — оказавшись уже в квартире Эмиля, Змейка дезертирует, явно рассчитывая выиграть себе хоть двадцать минут для того, чтобы собраться с мыслями.

Куда там.

— Пожалуй, мне тоже надо, — заявляет Эмиль, вытаскивает из шкафа два полотенца и прется в ванную.

Шведский свин! 

Эрик третьим не просится — свой приговор на данном этапе он осознал и принял. Сам в нем виноват, потерпит, дождется, когда Змейка перестанет дуться.

В конце концов, можно и пофантазировать, так ведь?

Она там обнаженная, стоит, широко расставив ножки и выпятив попку. Упираясь ладошками в стеклянные стенки душевой кабины. В тело девушки с влажными звуками рывками вторгается член Эмиля. По гибкой спинке, бедрам сбегает струйками прохладная вода, но Змейке жарко настолько, что странно, как эта вода не вскипает на её коже. В красивых, русалочьих глазах клубится темный туман её желания.

Это чертовски заводило, знать, что твоя сладкая, твоя вожделенная, смертельная твоя одержимость сейчас кончает с твоим лучшим другом.

Кайф для особых извращенцев. Для Эрика это было совершенно нормально. Эмиль Брух тоже любил развлекаться похожим образом.

Настя выбирается из душа только спустя сорок минут. Судя по подрагивающим ногам — Брух не отпустил её раньше второго оргазма. И правильно. В конце концов, у него там наверняка горит в голове, что счет по единоличным взятиям крепости по имени Настя сейчас совершенно не на его стороне.

В это время Эрик уже вовсю сидит на балконе и таращится на медленно разгорающийся закат. Не закат над морем в Катании, но тоже пойдет. 

Настя замирает в дверях балкона. Вроде как ищет повод, чтобы уйти — так кажется Эрику поначалу. А потом вздыхает и остается. Волшебно. Значит, действительно хочет остаться. За всю эту гребанную неделю без нее он готов был уже удовлетворяться даже минимальным сближением.

— Ты занял единственное место для сидения, — укоризненно ворчит девушка, упираясь плечом в косяк.

— Не-а, не единственное, — Эрик поглаживает себя по коленям, — вот еще есть. Люкс-место, только для моей любимой Змейки.

Она ехидно приподнимает бровку. Типа, а ты заслужил?

— Ты вечно будешь на меня злиться, да? — Эрик по-прежнему старается её разжалобить полными мольб о прощении глазами, — может, все-таки посидишь тут? Хотя бы чуть-чуть. До Италии тебе нравилось.

— До Италии ты меня не бросал, — мстительно напоминает Настя и думает еще пару секунд, а потом поддается — это точно умоляющие улыбки сработали — и усаживается на колени Эрику, лицом к нему.

Спасибо, Брух. Вытрахал из Змейки хотя бы толику её упрямства. Смягчил. Есть от тебя польза все-таки!

— А поцеловать позволишь? — Эрик осторожно, как можно незаметнее опускает одну свою ладонь на бедро девушки, потом вторую.

— Можно подумать, ты обезвреживаешь ядерную бомбу, — конечно, его маневры от Насти не укрылись. Но она, опять-таки спасибо хорошо постаравшемуся Эмилю, была в благожелательном настроении и не спешила снова хлопать Эрика по рукам. 

Хотелось больше. Как и всегда с ней.

— Отчасти так и есть, ciliegina, — Эрик вздыхает и трется щетинистой щекой о плечо девушки, — я даже не знаю, как сказать тебе «Прости». И сколько раз? Тысячи хватит?

— Ты думаешь так просто отделаться? — коварно интересуется Настя, выписывая надеждам Эрика суровый приговор.

— Значит, ты будешь меня мучить? — из горла Эрика вырывается драматичный стон. — Будешь целовать, любить, отдаваться Эмилю, а меня сошлешь в душ? Заниматься ручным трудом?

— Отлично ты все понимаешь, — Настя тихонько хихикает.

Эх. А как все хорошо было до Италии. И в ней. И в самолете по пути обратно.

— Сколько? — Эрик вздыхает как мученик, идущий на казнь. Есть еще надежда, что все его охи-вздохи-стоны сработают, и Змейка размякнет окончательно, но надежды эти быстро умирают.

— Так, — Настя задумчиво щурится, что-то припоминая, — сколько там было этих, кхм, курочек в твоем инстаграме после прилета? Шестнадцать? Умножаем на три…

— Эй-эй, — почуяв в воздухе запах практически вечного целибата Змей не на шутку тревожится, — последняя фотка, групповая, — это девочки из танцевальной группы. Я их вообще не для этого выкладывал, а для стимула. Чтобы был повод выкладываться на съемках.

— Ну и со сколькими же из них ты успел переспать? — кто бы знал, что бровь можно поднять настолько убийственно. — Я ведь тебе говорила, что ревнивая, да? Да! То есть ты был в курсе.

— Я с ними не спал вообще-то, — Эрик особенно отчаянно подтягивает Настю к себе и заглядывает ей в глаза, — ни с одной за время прилета из Италии.

— Ты? — Настя насмешливо смеется. — Ты, Лусито? Ты ведь самый озабоченный мужик из всех, кого я в жизни видела. И ты, все это время? Без секса?

— Да не хотел я никого, — признаваясь в этом, Эрик на самом деле чувствует себя смущенно, — я пробовал тебя, я точно знаю, что любая другая баба… прости, девушка на твоем месте — это пенопластовый суррогат. Скрипит, трещит, того гляди сломается и кайфа и половины не дает такого. У меня не было и шанса превозмочь это так быстро.