– Ты почему не раздеваешься?

Успокаиваю, потом, дескать, разденусь. А он торопит.

– Зачем потом, давай быстрее, пока парни базарят, – и в штаны ко мне лезет.

Вот тут-то до меня и дошло, чего он добивается. Нет, я, конечно, слышал, что бывают такие мужики, но мне казалось, что встретить их можно только в загранице или в столице. И вот тебе на – гром из навозной кучи. Отпихнулся локтем и, не обуваясь, к ребятам. А у стола никого.

Пусто.

Тишина.

И так мне жутко сделалось. Выглядываю в коридор – там никого. Выбегаю на крыльцо – наконец-то – разыскал. Борька сразу навстречу кинулся. С извинениями лезет. Толку-то от них – припоздал чуток. Меня трясет. Ребята молчат, мнутся, чуть ли не сторонятся меня, будто заразный. Но все обиды на потом. Что делать будем, спрашиваю. Первая мысль была набить ему рожу и выкинуть в окно, чтобы знал, до кого домогаться. Но самый осторожный из нас предупредил, что семерым одного избить и выкинуть нетрудно, а утром он ворвется с кодлой, и перережут нас, как баранов, откуда нам знать – одиночка он или их целая шайка. И то, верно – не знаем, как эти птицы гнездятся. В новинку подобные приключения. Не сказать, что трусим, но и смелость попридерживаем. Запаниковали слегка. Борька кулаком в грудь:

«Мужики, я его привел, мне и отвечать, все на себя возьму, пусть режут…» – голос у бедолаги срывается, чего доброго, истерика начнется. Успокаиваем его – поодиночке передавят, а вместе, глядишь, и отобьемся… Минут пятнадцать совещались и решили обойтись без уроков вежливости. Выпроводить и пусть топает, но предупредить, что в следующий раз не простим. Возвращаемся в комнату. Соблазнитель в трусах на койке сидит. Борис без предисловий – уматывай, пока цел. А тот, как будто ничего не случилось, – про позднее время, про трамваи, которые не ходят, пожалеть просит.

Что он имел в виду, выпрашивая жалость?

Не знаю даже теперь. Но страха в нем не чувствовалось. Опытный бес. Увидел, что растерянности в нас больше, чем решимости. Борька на него буром прет, а он еще и капризы себе позволяет, одеваться не спешит. Пьяным в дымину прикидывается, а глаза совершенно трезвые. Нам бы, дуракам, за руки его, за ноги – и в окно, а одежду вдогонку. Нет. Цацкались. Натягивали на него брюки, ноги в ботинки вставляли…

На другой день ждали, что вернется счеты сводить. Ходили и оглядывались. Обошлось.

Кстати, когда в отдел кадров заявились, предложения были не менее оскорбительными – ехали славные подвиги совершать, а нас – подсобными в строительный цех.

О том, что мы на этой новостройке долго не задержались, рассказывать, пожалуй, не стоит. И так понятно. Почти как московские школьницы в костромской деревне…

Я же сразу говорил, что надо ехать на Дальний Восток. Не послушались. И вляпались. Хорошо пчеле, она с рождения ученая.

И все-таки, чтобы не возводить напраслину, «голубые города» воспринимали в те годы без нынешнего подхихикивания. Тогда и тайга была голубою. И «планета голубая по имени Земля». И присказка «искать приключения на свою задницу» воспринималась не в прямом смысле. Так что первая неудача меня не отрезвила и до Тихого океана, пусть и с множеством пересадок, я все-таки добрался. Портной гадит, а утюг гладит.

Нельзя перескочить пропасть в два прыжка, но Сибирь, к счастью, не пропасть, в ней всегда есть куда приземлиться и от чего оттолкнуться. Так что по дороге на Дальний Восток я сначала зазимовал в Иркутске, потом отступил до Красноярска, потом… Впрочем, стоит ли забивать ваши головы длинным перечнем, проще назвать, где я не был, да и это, пожалуй, ни к чему. Короче, одним из промежуточных пунктов оказался Мирный. Тот, где алмазы добывают. Но, чтобы избежать лишних вопросов, скажу сразу – камушки эти драгоценные не видел и людей, которые их в руках держали, не встречал. И вам не советую. Не знаю, как теперь, а раньше там специальный дом, битком набитый сотрудниками, занимался лечением народа от жадности, а заодно и от праздного любопытства. Да я и без них к драгоценным камням и металлам интереса не проявлял. С детства равнодушен. Так что про алмазы ничего сказать не могу. А вот пиво там было замечательное. Потом испортилось. Но я застал лучшие времена.

Хорошее. Много. Без очередей.

Стою возле бочки, допиваю третью кружку, уже лишнюю, потому что билет в кино взял. Смотрю, парнишка подходит. Здоровается. Я сначала подумал, что с крановщицей, ну с теткой, которая кран у бочки открывает, потому как сам я в городе второй день, знакомыми обзавестись не успел. Но крановщица на его приветствие не реагирует, да и парень на нее не смотрит, ко мне обращается: «Башка, – говорит, – как чугунная, возьми пару кружек».

Полтинник – не деньги, беру. Я бы и сам с ним выпил, если бы в кино не идти. Почему бы не поболтать, не разузнать про жизнь в городе. На всякий случай спросил, не обознался ли, слишком уж по-свойски подошел и пива потребовал.

«Скорее всего перепутал», – сказал, как отмахнулся. Ни извинений. Ни спасиба.

Он остался допивать, я пошел. В клубе, пока журнал крутили, все о нем думал. Не мог понять, что за фрукт: или хитрый наглец, или после крупной поддачи соображаловка заторможена, или у них на Севере так принято?!

Дней десять прошло, я уже и забыл о нем, других впечатлений хватало. Сижу в столовой, хлебаю не очень горячие щи. Подходит. На мне красный свитер был, по нему, наверное, и высмотрел. Здоровается и говорит:

– Слушай, тут меня в гости позвали, дай хотя бы пятерку, а то с пустыми руками неудобно заявляться. – И опять запросто, весь в нетерпении, словно его такси на улице ждет. Смотрит на меня недоумевающим взглядом – почему, такой-рассякой, задерживаю занятого человека.

– С какой стати? – спрашиваю.

Он еще больше удивляется.

– Ты разве не знаешь, что я восьмой ребенок в городе?

Меня смех разобрал. А он хоть бы что – стоит, ждет. Тогда я заявляю: иди-ка, парень, по-хорошему, вот если б ты первым ребенком был…

Он, конечно, пообещал, что пожалею об этом. Но я подобных обещаний успел к тому времени наслушаться и не от таких ухарей. Парнишечка-то, как маманя моя говорила, совсем невразумительный, да и сопляк еще, лет восемнадцати, если не меньше.

Погрозил ради приличия и без лишнего шума удалился. А я просмеяться не могу. Надо же, думаю, сочинить, не какой-нибудь, а именно восьмой, хотя бы пятым, для ровного счета, назвался, если в первые выйти поскромничал.

Городишко маленький, встретились, разумеется, но он не узнал меня. Не притворился забывчивым, а действительно не узнал – столкнулись в дверях магазина. Трезвый был. Напоминать о себе я не стал – чего уж там, пусть живет. Потом и пьяненького увидел. Пошел в ресторан обновить костюм, купленный с первой северной зарплаты. Парнишечка этот раза три мимо прошмыгнул, искал кого-то, но меня опять проигнорировал, не хотел узнавать без красного свитера. Я, конечно, не в претензии. И не до него было. Другой кадр отвлек. Подсел пьяный мужик в мятом пиджаке, но при «бабочке». Вежливый до подозрительного. Извинился раза три подряд и протягивает десятку. Наверное, у меня что-то с лицом случилось. Он снова в извинения ударился, говорит много, но пьяный, да еще и заикается – из всех слов разбираю только «триста граммов» и «стерва официантка».