Они встретили Рудольфа в аэропорту Ниццы и отвезли к себе домой. С того дня началась дружба, которая длилась всю жизнь.

Опыт Роже-Феликса в нотариальных делах и поистине сестринская преданность Марики делала их идеальными людьми, способными подыскать Рудольфу недвижимость на юге Франции. Через несколько недель после прибытия на Запад он понял, что его притягивает Средиземноморье – «Своего рода небесная привилегия – ведь я приехал из холодной, ледяной страны, где солнце стоит высоко и почти не греет», – и как только он понял, что у него появились достаточные и постоянные заработки, «начал искать мое море». Марика уверяла, что любой дом на побережье обойдется в целое состояние, но за 69 тысяч долларов они нашли ему домик в горах, откуда открывался вид на залив Монако: вилла «Аркадия». Построенный в скалах Монт-Агел, оштукатуренный дом стоит в большом заросшем саду примерно в километре над небольшим, закрытым городком Ла-Тюрби. Рудольф очень обрадовался. «Снаружи – горы, небо и ни одной души не видно; внутри большие белые пространства». Пустые белые оштукатуренные комнаты, разделенные металлическими арками, напомнили одному другу греческую часовню; и позже, когда Рудольф добавил готическую арку, канделябры и тяжелую мебель в средневековом стиле, обитую кожей, еще один знакомый сравнил интерьер виллы с декорациями «Камелота». Однако Фишерам, которые примерно через неделю приехали осмотреть новые владения Рудольфа, вилла показалась роскошной до нелепости. «На что ему такая величественная вилла? В глубине души он капиталист!»

Так оно и было. Через несколько недель после своего невозвращения Рудольф принял решение брать самые высокие гонорары за свои выступления, так как он считал, что на Западе деньги «определяют, кто чего стоит». В Ленинграде ни о чем подобном не могло быть и речи; там, еще со студенческих лет, у него были бесплатная крыша над головой и стол – их предоставляли сначала хореографическое училище, а потом Пушкины. Оставшись в Париже, Рудольф вдруг осознал, что у него ничего нет, кроме одежды, которая была на нем, да предметов первой необходимости, купленных Кларой и Раймундо. Его жалованья в труппе де Куэваса в сочетании с гонорарами за съемки для немецкого и американского телевидения оказалось вполне достаточно для покупки виллы «Аркадия», но теперь, поскольку он стал «постоянной приглашенной звездой» в труппе «Королевский балет», ожидания Рудольфа значительно возросли. Ужиная как-то после спектакля с балериной Надей Нериной, Рудольф повернулся к ее мужу, Чарлзу Гордону, богатому финансисту: «Чарлик, Эрик говорит, что ты мне поможешь. Я бедный человек – нет денег. Хочу заработать. Без налогов!» Агентом балерины был Шандор Горлински, эмигрант из Венгрии, не менее знаменитый, чем сам Сол Юрок: он вел дела таких звезд, как Мария Каллас и Тито Гобби. Связавшись с Горлински от имени Рудольфа, Гордон предложил создать офшорную инвестиционную компанию в Люксембурге, которой будет «владеть Рудольф». Компания получит исключительное право на его гонорары без вычета налогов. До тех пор Рудольф переводил свои доходы, «не обязательно заработанные в США», на нью-йорк ский банковский счет, и налоговая служба Соединенных Штатов забрасывала его письмами, требуя выплатить задолженность по налогам в размере 30 тысяч 642 доллара 70 центов. Кроме того, им с Марго подсказали, что они могут избежать крупных налоговых вычетов, если не приедут в Англию до конца фискального года, то есть до апреля следующего года (в сентябре Дэвид Уэбстер предупредил правление, что количество выходов звездной пары на сцену Ковент-Гардена придется ограничить в силу налогового законодательства, связанного со страной проживания).

Большинство людей решили, что Рудольф купил виллу, чтобы воспользоваться налоговыми льготами, полагавшимися жителям Монте-Карло, но, хотя с виллы открывается вид на княжество Монако, по сути, она расположена во французском департаменте Приморские Альпы[63]. «Аркадия» стала первой попыткой Рудольфа пустить корни на Западе; он любил виллу за красоту и уединенность – «Иногда я уезжаю туда и не возвращаюсь» – и за то, что на ней царила атмосфера спокойствия и лиризма, когда комнаты были залиты мягким светом, горел камин и постоянно звучала музыка[64].

Не успел он переехать, как Мод и Найджел, которые жили в соседнем отеле, как-то вечером взобрались по горному серпантину, чтобы навестить его. Когда они приехали, Рудольф был один; он жарил мясо на открытом пламени с розмарином из сада, но сразу же воскликнул: «Идите и посмотрите, какой вид!» Взяв Мод под руку, он помог им в темноте обойти дом. Хотя ночь была безлунной, сверху открывался умопомрачительный вид, от тенистых руин дорической колоннады до огней дороги, идущей по горному склону, и итальянского побережья вдали.

Но у Рудольфа почти не было времени на то, чтобы тем летом жить в новом доме, потому что они с Марго повезли небольшую труппу танцоров «Королевского балета» в мировое турне. Раньше они с Эриком обсуждали мысль создать еще один квартет звезд, на сей раз с Марго и итальянской балериной Карлой Фраччи, с кем они бы выступали партнерами по очереди. Но Марго не хотела ни делить Рудольфа с Фраччи, ни танцевать с Эриком, поэтому замысел потерпел неудачу. Тем не менее Рудольф очень хотел, чтобы Эрик сопровождал его; он даже попросил Джоан Тринг, которая руководила их австралийскими гастролями, включить в состав труппы и Эрика. Джоан отправилась к руководству и вернулась с отрицательным ответом: «Мы не можем себе этого позволить». Через день или два Рудольф подошел к Джоан и передал ей кипу неиспользованных авиабилетов, которые, как он считал, можно сдать: «Я должен был передать ему, что они не пригодятся, а на меня бросались. На меня кричали. И даже били! Когда я за все это взялся, я не знал, что меня будут избивать каждый день».

Их первая стычка породила впоследствии шуточки в стиле садо-мазо: Джоан, бывшая модель, высокая, с длинными волосами, скрученными в большой пучок, часто играла роль доминатора. («Ты хорошо щелкаешь хлыстом!» – неизменно хвалил ее Рудольф в конце гастролей.) Для сохранения мира решено было взять Эрика в Грецию, где труппа делала первую остановку. Там он мог исполнить па-де-де из «Праздника цветов в Дженцано» и «Сильфиды». Однако перемирие между Рудольфом и Джоан не затянулось. В самолете, который вез их в Афины, он спросил, забронировала ли она ему номер с двуспальной кроватью, и после ее отрицательного ответа выругался по-русски и пошел к своему месту. Решив: «Если я спущу это ему с рук, мне конец», Джоан подошла к Рудольфу и Эрику и осведомилась о значении сказанного им слова. Существительное «п…» в русском языке обладает гораздо большей силой воздействия, чем его английский эквивалент; в приличном обществе его не употребляют в присутствии женщины[65]. Когда Эрик спросил у Джоан, что вызвало вспышку, она объяснила, к явному смущению Рудольфа. «А он съежился. Буквально съежился!»