– Наташин, естественно, – пожал плечами полковник. –Исполняя роль прислуги, она пожалела свои ногти, ведь придется мыть полы,стирать, возиться в грязи, вот и пользовалась накладными, издали и не понять,если, конечно, нет яркого лака. Но искусственные коготки имела и Лиза. Теперьясно?

– Она-таки читала Маркеса, – прошептала я. – «Полковникуникто не пишет…»

– Ты о чем? – удивился Дегтярев. – Кто мне чего не написал?

Но я не успела ответить, потому что Ми бросилась к Дегтяревуи затрясла его за плечи.

– Говорите немедленно, кто уколол Тетю Мотю? Кто?

Александр Михайлович судорожно закашлялся, и тут раздалсязвонок в дверь.

– Это Володя Алексеев пришел, – кинулся в коридор полковник.

Примерно через час сотрудники безопасности «Марко» увезли Мив издательство, Дегтярев глянул на меня.

– Поехали?

– Ага, – кивнула я и не утерпела: – Так кто все же впихнулшприц в Тетю Мотю?

– Наташа, – слишком быстро ответил Дегтярев. – Кит передалей слова матери про завещание, и девица решила действовать. Но за нападение накуклу никакой ответственности не будет.

– Бывшая невестка Смоляковой призналась?

– Да.

– После того как ты рассказал ей, что Киту может грозитьобвинение в попытке убийства матери, ведь так? – спросила я. – Наташапредставила небось дело как дурацкую шутку, типа, Ми всех разыгрывала со своейкуклой, а теперь ее прикололи?

– Вроде того, – согласился Дегтярев.

– И Никита выйдет сухим из воды? – заорала я.

Дегтярев пожал плечами.

– Наташа стоит на своем. Все, мол, придумала сама, а шприц –идиотская шутка, не более того.

– Ее посадят? А он станет разгуливать на свободе? Как тытолько можешь!

Полковник вынул носовой платок, промокнул вспотевший лоб итихо сказал:

– Я не занимался официально этим делом, просто помог ВовкеАлексееву. Постарайся понять, книги Смоляковой любят миллионы, ее романы ждут,Милада должна иметь возможность спокойно работать, иначе читатели лишатсялюбимого писателя.

– А «Марко» прибылей, – ехидно отметила я.

– Верно. Но я в первую очередь подумал о тех, для когороманы Смоляковой отдушина, луч света в беспросветном царстве тяжелого быта. Еепроизведения берут в больницу, в дорогу, расслабляются с книгами вечером, ведьне всякий способен смотреть порнуху, новости и кровавые ленты, кто-то хочетнезатейливого чтения и спокойного сна. А Смолякова молодец, Достоевского изсебя не корчит. Пусть работает для тех, кто ее любит. И еще: Ми можетпримириться с сыном – мошенником и вором, но как жить с осознанием того, чтоНикита хотел убить мать? Поняла?

– Марфа задавила дочь! – воскликнула я. – Имей Ми нормальнуюмать, никогда бы не стала испытывать комплексы, не хотела бы быть для всеххорошей, не послушалась бы Марсика, не получила…

Сообразив, что сейчас выдам чужую тайну, я резко захлопнуларот. Дегтярев кивнул.

– Видишь, ты тоже не хочешь рассказывать все. А почему?Жалеешь Смолякову. И мне ее тоже очень жаль. Иглу в шею Тети Моти воткнулаНата. Пошутить решила! И точка! Что же касаемо Никиты… Ему в самом деле былоневыгодно устранять мать, милый сынишка затеял все, чтобы стать единственнымобъектом любви и денежных вложений Ми. Кстати, после нашего разговора Смоляковаэто так и поняла. Она теперь знает: Кит не хотел убивать мать, Наташадействовала сама, без согласования действий с бывшим мужем.

Я топнула ногой.

– Нет! Конечно, это Никита тщательно подготовил убийствостарух и запланировал «несчастный случай» с Настей!

– Последнее – лишь наши домыслы, – напомнил Дегтярев.

– Но, услыхав про изменения в завещании, он перепугался, –неслась дальше я, – и сообразил: терпению мамы пришел конец, Ми поговорила сМакеем и теперь знает цену сынишке. Утром вызовут нотариуса, а днем могутвыгнать милого мальчика вон. Кит догадался: он перегнул палку, следовало тихо,как и было запланировано, убивать постепенно членов семьи, а не затевать ещеисторию с «бизнесом», чтобы «доить» маму. Мне кажется, кстати, это последнее«дело» Никита придумал без обсуждения с Наташей, решил, что «уход» членов семьи– это одно, а деньги, которые испуганная «наездом» Ми станет платить, ему непомешают. Боясь потерять все, Кит ночью, опять же не посоветовавшись с Наташей,схватился за шприц. Это абсолютно истерическая реакция! Пусть Ми умрет, деньгитогда достанутся ему. Конечно, новых книг не будет, но ведь старые станутпереиздавать… Он, скорее всего, и не понял толком, что произошло в комнате Ми.Утром Никита, еле живой от ужаса, выполз к завтраку и узнал, что мама… спокойноработает. Смолякова вела себя, как всегда, никто не знал, что она готовитпобег, и Кит успокоился… Знаешь, он ведь считает мать дурой, недоумком. Стольколет обманывал родительницу, нагло врал ей, а та верила каждому слову. По мнениюКита, Ми натуральная идиотка, не способная к нормальному мыслительномупроцессу, книг Смоляковой он не читает, полагает, что родительница пишетдурацкие сказки для идиотов. Вот и тогда он наверняка все же сообразил, что егоукол достался Тете Моте, но думал: мама-кретинка ничего не увидела, шприц,вероятно, сам выпал, закатился под кровать, а Тетю Мотю она и правда увезла в«Марко». А что он еще должен был полагать, если мамочка вела себя естественно,словно забыла про ссору с любимым сыном? Никита пребывал в полной уверенности:с мамашкой приключилась истерика, а теперь снова порядок. Он даже испытывалнекую радость: вот и хорошо, что так получилось, Милада нужна живой, пустьпашет на деточку, все идет по плану… Но в ту ночь, потеряв самообладание, онпытался убить Смолякову, я в этом абсолютно уверена!

Внезапно слова кончились, и я замолчала. Дегтярев крякнул:

– Ладно, пошли.

– Скажи, я права?

– Поехали домой.

– Ага, следовательно, я права!

Александр Михайлович молча пошагал к двери, я поплелась заним, ноя на ходу:

– Хорошо, поняла, никому не скажу ни слова, мне, как и тебе,безумно жаль Ми!

Внезапно полковник кивнул, я остановилась, словно налетелана стену, потом робко спросила:

– Что же будет дальше, а?