– Мне в голову внезапно пришла вот какая мысль: значит,акция готовилась давно. От меня убрали всех – Лену, Галю, даже Сонину. Сразустало понятно: драгоценность в чемодан Гале подсунул Кит, вот почему он велелразворачивать подарки.

– Но зачем ему все это было надо?

Ми усмехнулась:

– Кит великолепно знал, что у меня от Рыбкиной секретов неимелось. Да и Галя, несмотря на то что домработница, была доверенным лицом, сСониной я тоже поделиться могла, рассказать о проблеме. Ну и какой бы советполучила? Да все бы мигом заорали: «Иди в РУБОП!» А этого Киту было не надо. Янаконец поняла то, что он задумал. Вот смотрите: если бы на Кита и впрямь Макейнаехал, отчего он в «Марко» полетел? Ведь следовало в милицию идти. А он двинулк Лагутенко, потому что понимал: издательству шум не нужен, хозяин мигомсообщит информацию мне, и я кинусь спасать сына. Да, акция готовилась заранее.Думаю, он и Наташу нарочно до разрыва довел. Она ведь тоже могла сказать мне:«Лишь милиция поможет». Ната могла бы и о его махинациях догадаться.

– Вот ужас! – воскликнула я.

Ми покачала головой.

– Нет, это еще не все. Целый день я промаялась, не знала,как себя с сыном вести, а вечером пришел Кит, ласковый, милый, нежный, славныймальчик. Целует меня и щебечет: «Мусик, дай денежек… Немножечко, всего тысячудолларов…»

И тут у Ми снесло крышу. Сначала она выложила сыну, чтоузнала правду, сказала о своем разговоре с Макеем, а затем заявила:

– Все. Уходи.

– Мунечка, меня… – начал было Кит.

Но мать неожиданно жестко гаркнула:

– Убирайся! Завтра вызову адвоката и перепишу завещание.

Ми сама не поняла, с чего вдруг у нее вырвалась последняяфраза, но Кит позеленел и убежал.

До полуночи Смолякова пыталась читать, потом, потушив свет,ворочалась в кровати, затем решила выйти на балкон, на воздух.

Писательница встала. Из незашторенного окна в комнату лилсясвет, и Смолякова увидела Тетю Мотю, сидевшую в кресле. Внезапно у Ми началасьистерика. Господи, как хорошо кукле! Ничего не понимает, не знает, не имеетсына-мерзавца… Слезы потоком лились по лицу женщины, и она, находясь всостоянии какого-то умопомрачения, принялась совершать идиотские поступки.Сначала она целовала и обнимала куклу, своего двойника, потом, продолжаяистерически всхлипывать, отнесла Тетю Мотю в свою постель и уложила под одеяло,бормоча:

– Я позабочусь о тебе, спи, родная.

Затем, ощущая себя живым трупом, выползла-таки на балкон,вдохнула ночного воздуха и внезапно осела на пол – ноги отказывались служитьхозяйке. Сколько времени Ми провела так, сидя на холодном полу, она не знала.Почувствовав вдруг озноб, она чихнула, и тут до ее слуха долетел тихий звукшагов, шорох, опять шаги… Ми вскочила с пола, вернулась в спальню и увиделамедленно закрывавшуюся входную дверь – кто-то только что спешно покинулкомнату.

Смолякова зажгла свет, приблизилась к кровати и, чтобы незаорать, зажала себе рот. Одеяло на ее кровати было откинуто, а в шее куклыторчал шприц.

Еле-еле придя в себя, Ми поняла, что произошло: некто изчленов семьи решил убить ее. Преступник на цыпочках прокрался в спальню Ми ивоткнул в ее шею – думал, что в ее, а оказалось, что в шею куклы, – иголку. Чтонаходилось в шприце, Смолякова не знала, но там явно был яд или некоелекарство. Отчего мерзавец выбрал шею? Ми, изучившая во время работы над своимикнигами кучу справочников по медицине, мигом нашла ответ и на этот вопрос:очевидно, снадобье вызывает сильные сосудистые изменения, смерть писательницыдолжна была выглядеть естественной. Скажем, слишком много работающую женщинупоразил инсульт. Мало кто удивится, услыхав о таком повороте событий. А в шеекак раз проходят крупные, жизненно важные сосуды.

Преступник мог легко осуществить задуманное, но он не знал,что с Ми впервые в жизни случилась бешеная истерика, сопровождавшаяся абсолютнонемотивированным поведением. Ну кто мог предположить, что сдержанная, всегдаспокойная Смолякова настолько потеряет самообладание, что, рыдая, уложит в своюпостель Тетю Мотю?

Кукла была сделана так, что до противности напоминалачеловеческое тело, под слоем «кожи» и «мышц» у нее имелся «скелет», состоящийиз подвижных шарниров. Преступник воткнул иглу, та коснулась одного такого«позвонка», изогнулась и застряла. Убийца тут же понял свою ошибку – что передним не живая Милада, а Тетя Мотя – и попытался вытащить шприц, но игла заселакрепко, справиться с задачей оказалось непросто. В ту секунду Ми чихнула,негодяй мигом сообразил, что писательница находится на балконе, и убежал.

– И вы решили, что это Никита! – воскликнула я.

– А кто еще? – прошептала Смолякова. – Наверняка он, услышавфразу про завещание, решил действовать. Я наконец-то посмотрела правде в глаза:он любит только деньги, я никогда не была для него… А ведь даже отморозок Макейобожает свою мать! Да, вот как оно получилось. Но я сама виновата. Все, чтослишком, – плохо. А я слишком баловала Кита, испытывала перед ним слишкомсильное чувство вины, слишком рьяно бросалась ему на помощь, слишком верилаему…

– Представляю, что вы испытали в ту ночь! – искреннопосочувствовала я. – Не дай бог никому подобные переживания!

Милада пожала плечами.

– Я тогда… Сначала я и впрямь чуть не скончалась. Потомвыволокла Тетю Мотю во двор и похоронила ее, потому что иголку мне из шеи куклывынуть не удалось, очень уж плотно она засела. Нельзя же было оставлять ТетюМотю в подобном виде, еще кто-нибудь заинтересуется, отчего в ее шее лишняядеталь появилась.

Я вытянула вперед руку, глянула на воспаленный палец,вспомнив, что уколола его о кончик иглы. Теперь мне стало понятно, отчего нарывполучился.

– Потом я спать легла, – продолжила Ми, – а утром встала ичувствую: в душе пустота, пепелище. Сгорела любовь к Никите, закончилась,выдавилась, словно паста из тюбика, обратно не впихнешь. Очень себе удивилась:ни боли, ни горечи, ни ужаса… Пустота и понимание, что мне надо убегать.

– Почему?

– Подумала: Никита не остановится, раз решил убить меня изавладеть деньгами, – странно спокойно ответила Ми. – Он ведь игрок, в казинопостоянно сидит, ему любой суммы мало. Если бы я умерла, он – главныйнаследник.

– А Настя?