«Поседевшие на службе старшие офицеры, вынужденные по указаниям сверху вести беседы с учеными, ясно давали понять им, что чувствуют к ним не больше уважения, чем к многочисленным «сумасшедшим изобретателям», грозившим задушить армию и флот проектами всевозможных невероятных видов оружия. «Только на днях, — рассказывал американский офицер группе ученых-атомников во время одного из таких собеседований, — один тип тоже прислал мне какой-то генератор лучей смерти. Я испробовал эту штуку на нашем полковом козле. И что бы вы думали! Скотина живет себе как ни в чем не бывало!» (Р.Юнг. «Ярче тысячи солнц» — Москва, Государственное издательство литературы в области атомной науки и техники, 1961 г., с. 94).

Дело в том, что принцип цепной реакции (ключевой для создания ядерного оружия и ядерного реактора) был доказан и принят физиками только в 1939 году. Он просто еще не успел проникнуть в массовое сознание: оно все-таки инерционно.

Параллельно с попытками расшевелить американские власти физики пробовали сделать это и во Франции. Знаменитый Жолио-Кюри, посетив министра вооружений Рауля Дотри, рассказал тому о возможностях атомного оружия. Дотри все понял и даже упрекнул ученого в том, что тот не пришел к нему раньше. Министр к марту 1940 г. успел завезти во Францию и запасы тяжелой воды из Норвегии, и оксид урана. Но … Гитлер в мае-июне 1940 г. молниеносно разгромил французов, тяжелую воду едва успели вывезти в Англию. Англичане, напуганные натиском Гитлера и его нетривиальной стратегией, в возможность создания атомной бомбы поверили.

Британский премьер, Уинстон Черчилль был не только политиком, но и талантливым писателем с живым и ярким воображением. Именно поэтому он оказался очень восприимчивым к инновациями и «бредовым идеям». В Первую Мировую, напомним, именно он протолкнул строительство танков. А когда загрохотала война с Гитлером, Черчиллю, ставшему морским министром, не давала покоя мысль о том, что немцы могут применить атомное оружие. Уже 5 августа 1939 г. он теребил министра авиации Кингсли Вуда: «Умоляю сообщить, какова вероятность того, что атомные бомбы посыплются на Лондон?» То есть, в отличие от тьмы бюрократов и специалистов, Черчилль воспринимал перспективы овладения ядерным оружием вполне серьезно. Сэр Уинстон, будучи таким же хулиганом в душе, как и президент США Рузвельт, еще в Первую мировую показал себя охотником до научно-технических прорывов. Поэтому Черчилль в 1939-м идею ядерной бомбы схватил буквально на лету. Тем более, что его летом 1939-го просветил оксфордский физик Фредерик Линдеман, к коему сэр Уинстон обратился за советом. Линдеман уже в тридцать девятом был уверен, что создание атомного боеприпаса — дело нескольких лет. (В СССР экспериментальное подтверждение деления урана к 10 апреля 1939 г. получили Флеров и Русинов — по поручению Игоря Курчатова. Эксперимент велся на станции метро «Динамо». То есть, и Сталин получил сигнал).

С 11 сентября 1939-го Черчилль состоял в тайной переписке с президентом США Франклином Делано Рузвельтом, а также использовал свое доверенное лицо — канадского мультимиллионера Стефенсона, который тесно контактировал с советником Рузвельта, нью-йоркским банкиром Саксом.

И вот тут началось совершаться чудо. События стали развиваться в параллель. С одной стороны, Сакса насчет атомной бомбы «накрутили» Черчилль и Стефенсон. С другой стороны, Ферми, потерпев неудачу в попытке достучаться до властей США самостоятельно, привлек к делу такую «раскрученную» фигуру, как Альберт Эйнштейн. Последний снесся с Саксом, написал письмо президенту Рузвельту. Вернее, писал послание в августе 1939 г. физик Лео Сциллард, венгерский еврей, а Эйнштейн лишь подписал его. Самому письму «приделал ноги» именно президентский советник по экономике, финансист Александр Сакс и его финансовая группа «Леман Бразерс».

Рузвельт принял умного еврея Сакса 11 октября 1939 года. Причем сначала президент США слушал финансиста крайне невнимательно и рассеянно, а подчас и недоверчиво. Устало сказал, что все это, мол, очень интересно, но на данной стадии вмешательство правительства явно преждевременно. Сакс был обескуражен. Но Рузвельт все-таки пригласил его позавтракать с ним на следующий день.

Сакс провел бессонную ночь. Выходил из отеля и гулял по парку. Он думал: какими словами убедить президента США в том, что его правительство должно вложить огромные деньги в «бредовую затею»? Чтобы представить себе всю тяжесть задачи (убедить американского правителя в 1939 г. вложить бешеные деньги в затею с совершенно неопределенным результатом), представьте себе, что вам предстоит попытка уговорить президента РФ вложить миллиардов этак тридцать долларов в проект создания, к примеру, фотонного звездолета или машины времени. Вот и Сакс думал, как сделать так, чтобы Рузвельт поверил в возможность создания одной бомбы, по мощности разной десяткам тысяч тонн тротила. Ведь овладение атомной энергией в 1939 г. было радикальнейшей из инноваций, Инновацией с большой буквы.

Под утро Сакса осенило.

За завтраком Рузвельт попросил изложить идею на словах — и как можно короче. И тогда Сакс рассказал историю о том, что когда-то к Наполеону явился молодой американский изобретатель Роберт Фултон и показал ему проект парохода. Янки предложил императору построить паровой флот, который обесценит огромное превосходство англичан в парусных кораблях. С помощью пароходов Фултон предложил высадить наполеоновские дивизии в Британии — и быстро ее завоевать. Но Наполеону идея показалось столь дикой, что он выпроводил американца прочь.

— Прояви тогда Наполеон больше воображения и сдержанности, история девятнадцатого столетия могла бы развиваться совершенно иначе! — завершил свою энергичную речь банкир.

Что было дальше, рассказывают по-разному. Одни говорят, будто Рузвельт по-прежнему был недоверчив, да так, что Сакс возмутился и заявил, что приехал в Вашингтон за свой счет — и потому президент должен выслушать его повнимательнее. Рузвельт согласился — и Сакс сообщил о возможных работах гитлеровских физиков, подкрепив свой рассказ вручением письма Эйнштейна.

Есть и другая версия: выслушав речь Сакса, Рузвельт на несколько минут погрузился в глубокое раздумье, не произнося ни слова. Потом что-то начертал на клочке бумаги — и передал его слуге. Тот ушел — и вернулся с бутылкой французского коньяку наполеоновских времен. Сохраняя торжественное спокойствие, Рузвельт чокнулся бокалом с бокалом Сакса. Они выпили и президент США произнес:

— Алекс, вы хотите иметь уверенность в том, что нацисты не надуют нас?

— Совершенно верно! — кивнул в ответ Сакс.

Тотчас после этого Франклин Делано Рузвельт (ФДР) вызвал личного адъютанта, генерала Уотсона и поручил ему связать Сакса с нужными людьми в министерствах и ведомствах. Он произнес тогда слова, ставшие потом притчей во языцех:

— Па, это требует действий!

В этот момент Рузвельт, сам в тот момент того не зная, совершил самый рискованный инновационный шаг, который, как окажется впоследствии, коренным образом изменил историю ХХ столетия. И который придал буквально реактивное ускорение промышленно-технологическому развитию Соединенных Штатов.