Хан прекратил раскачиваться.

– Вы не можете позволить Птахе присоединиться к Демонаи, – сказал он. – Заставьте ее остаться.

– Это не в моих силах, – вздохнула Ива, снова берясь за ступку. – Быть воином – ее призвание. Но не твое. Ты не можешь пойти с ней.

Взгляд женщины был полон мольбы.

– Почему ты не хочешь обучиться целительству? Ты хорошо разбираешься в растениях и сможешь видеться с матерью и сестрой.

– Но я – не целитель, – прорычал Алистер, думая о том, что он скорее способен причинять боль, нежели лечить недуги. – Я не знаю, кто я, но точно не целитель, – он развернулся и пошел прочь.

Разговор с Птахой тоже не увенчался успехом. Вечером Хан лежал с девушкой на берегу ручья Старая Леди. Они держались за руки, а воспоминания о недавних поцелуях еще не развеялись. Лунный свет проливался на их лица сквозь ветви деревьев. На сей раз шум воды, бегущей по камням, не мог успокоить юношу.

– Я хочу отправиться в Демонаи вместе с тобой, – произнес Хан, глядя на лиственный навес.

– Я бы хотела, чтобы ты мог уйти со мной, – отозвалась Птаха.

«Я говорил «хочу отправиться», а не «хотел бы»… может, лучше сказать: «Я отправлюсь с тобой!»?» – подумал он и промолчал.

– Все сложно, – продолжала Птаха. – Рейд утверждает, что мы будет странствовать целое лето. Я буду обучаться воинскому мастерству, понимаешь?..

– Но ты ведь вернешься сюда, да? После обучения?

– Да. Но я буду здесь редко. Воины Демонаи почти всегда странствуют, – девушка перевернулась на бок, приподнялась, опираясь на локоть, и смахнула волосы со лба Хана.

У него возникло желание уклониться, но он сдержался.

– Ну а после того, как я все разузнаю… и когда закончится лето, ты сможешь наведаться в Демонаи, – произнесла Птаха.

– Угу, – пробурчал Алистер, борясь с желанием врезать кулаком по камню.

Он сообразил, что данный вариант более не рассматривается, и снова принялся размышлять о том, чтобы присоединиться к Танцующему с Огнем.

Каким же образом устроить отъезд в Оденский брод, когда все вокруг были против. Стараясь избегать встречи с Ивой, юноша пообщался на ярмарке Марисских Сосен с мастерами серебряных дел. Он спрашивал горцев, можно ли как-то избавиться от браслетов, а затем продать их.

Они пробовали пилить и резать их – но все без толку. Парень сказал, что ничего не будет страшного, если они повредят украшения. Тогда мастера попробовали использовать раскаленные инструменты, после чего на запястьях Алистера остались ожоги и волдыри.

Хану можно было не волноваться о том, что украшения испортятся. Горцы ничего не добились. На серебряной поверхности не осталось даже царапины, а орнаменты и знаки по-прежнему были отчетливо видны.

Что ж, мастеров интересовало – и даже интриговало – такое серебро, но они не представляли, как снять браслеты. Да и непонятно было, как работать с таким металлом.

Единственное, что приходило Хану на ум, – достать спрятанный возле конюшни амулет и найти покупателя. Юноша не мог придумать причину, почему бы ему не обменять проклинательскую штуковину на мешочек «девушек» и не обеспечить мать с сестрой, а самому не отправиться в Оденский брод.

Хотя одна веская причина имелась. Люциус сказал, что нельзя допустить, чтобы амулет вернулся в руки Байяров. Но юноша и не собирался так поступать. Хан знал кучу дельцов благодаря прошлой воровской жизни. Он мог продать вещицу где-нибудь на Южном мосту. Каковы шансы, что Байяры когда-нибудь решат посетить злачный район города? Они никогда в жизни там не бывали.

Алистер решил не слушать свой внутренний голос, который твердил, что амулет ему не принадлежит, а значит, у него нет права его продавать.

Но парень понимал, что если продаст чародейскую штуковину прямо на Тряпичном рынке, то она каким-то образом может вернутся к предыдущему владельцу.

Во всяком случае, ничто, кроме неудач, не преследовало Хана, после того как он подобрал амулет на склоне Ханалеи.

Возможно, у него появился шанс обрести удачу и изменить судьбу к лучшему?

Юноша обдумывал эту идею до тех пор, пока ему не стало понятно, что у него нет иного выбора.

В итоге он решил отправиться в Феллсмарч ближе к вечеру, надеясь, что в темноте привлечет меньше внимания, поскольку в это время происходила смена караула. Он дождется рассвета, возьмет амулет, а потом двинется к Южному мосту. Тогда начнут открываться лавки, а гвардейцы еще будут продирать глаза после сна.

Хан спрятал мешочек с деньгами под рубаху. В поселении ему удалось немного заработать, помогая Иве и выполняя поручения любого, кто мог заплатить.

Путь предстоял долгий. Юноша завернул в тряпицу куски копченой форели, лепешку и положил сверток в суму. Нахлобучил шапку, надеясь, что не будет выделяться в толпе. В горах царила прохлада, но в Долине обычно было теплее. Проблема заключалась в том, что, когда люди описывали Алистера, они всегда говорили: «Этот светловолосый».

Хан знал, что сейчас на пути в Феллсмарч не слишком многолюдно. В основном только охотники и торговцы возвращались по домам. Юноша пошел в обход мимо хижины Люциуса: ему не хотелось встречаться со стариком. Правда, он не видел отшельника с того самого дня, когда Фроусли оплакивал трагическую гибель Хана. Конечно, Алистеру было интересно, не подыскал ли слепой другого помощника? Это бы немного задело парня.

Он вошел в городские ворота после наступления сумерек вместе с группкой послушников из храма, находившегося неподалеку. Они были ровесниками Хана и возвращались после сбора ежевики, росшей на склонах Ханалеи.

Алистер крался окольными путями и спустя некоторое время добрался до Южного моста. Вроде бы шумиха поутихла. На противоположных концах моста несли дозор «синие мундиры», но никто, кажется, не разыскивал бывшего главаря «тряпичников».

Люциус заявил, что до него дошли слухи о смерти Хана. Юноша подумал о том, что гулять по городу мертвым куда проще.

Алистер пересек мост. Очутившись на знакомых улицах Тряпичного рынка, он направился к дому. Смеркалось, солнце уже зашло за Западные врата, и на светлом небе засверкали первые звезды. В середине лета на севере дни становились длиннее, и у парня оставалось лишь несколько часов на то, чтобы заняться теми делами, которые надо провернуть под покровом темноты.

Сердце Хана забилось чаще. Он любил летние ночи, когда музыка лилась на улицы из распахнутых настежь дверей таверн. Торговцы жарили мясо и рыбу на вертелах, а пьяницы не умирали от холода. Яркие девицы веселили «синих мундиров». Люди неразумно тратили средства, одурманенные ощущением, что могло произойти все, что угодно. И действительно могло.

Феллсмарч становился опаснее, но в некотором смысле снисходительнее.

Последний раз, когда Хан был дома, Тряпичный рынок и Южный мост переживали затишье, связанное с чередой убийств «южан». Сейчас обстановка казалась такой же, как и в те времена, когда парень водился с «тряпичниками».