Простые холщовые рубахи ветлужцев, грязные от пыли и разводов пота, перемежались с короткими кольчугами тех из них, кто, как понимал Веремуд, бежал сзади и спереди колонны в охранении. Именно одоспешенные вои в случае опасности должны были принять первый удар. Однако тащить на себе почти пуд доспехов и оружия в таком темпе было тяжело, поэтому при коротких остановках ратники постоянно сменялись. Насколько Веремуд понял, железными рубахами была обеспечена вся рать, и одно это заставляло его глядеть на ветлужцев с нескрываемым изумлением. Эти неполных три десятка воев в открытом бою вполне могли вырезать войско вдвое больше себя, а уж на равных потягаться с целой сотней неодоспешенных ратников.

Даже девицу они облачили в слегка великоватую ей кольчужку. А также водрузили на голову шлем, из-под которого забавным снопом выбивались ее многочисленные косички. Поскольку она была верхом, доспех не был такой уж для нее неодолимой тяготой, хотя иногда и заставлял ежиться от непривычной ноши на плечах. А как только Веремуд объявил, что они пересекают земли мокши, Важена и вовсе повеселела, и ее стройную фигуру можно было заметить в любом конце быстро передвигающегося отряда.

То она сцеплялась с ветлужским мастеровым, споря о лежащей впереди провинции Мардан, родине буртасов, то оттачивала свой змеиный язычок на ком-нибудь из воев, заставляя того рассказывать о своем житье-бытье на Ветлуге. Лишь к полусотнику она почему-то не приближалась, краснея при виде его, да и руса обходила стороной, помня, что он является причиной ее злоключений.

Задумавшись, Веремуд не заметил, как мерный цокот лошадей был прерван неожиданной остановкой. От головы колонны к ним шустро продвигался ратник, вернувшийся из дальнего дозора. Достигнув полусотника и слегка прищурившись на лучи закатного солнца, светившего ему прямо в глаза, он перевел дух и начал пересказывать последние новости:

– Иван, в четверти часа ходьбы отсюда колея наезженная пролегает. Судя по всему, ответвление от тракта в Путивль.

– ?..

– На такой же… э-э-э… дистанции от перекрестка конный отряд, сабель в сорок, одвуконь, с полным обозом.

– Направление?

– Нас еще не миновали, идут с запада, из последних сил, без дальней разведки и почти без головного дозора. Люди потрепаны, есть раненые, но возы не бросают и тащат их чуть ли не на себе.

– Из степи возвращаются… Кто?

– Не распознали. Но во главе сей рати вой такоже… – дозорный равнодушно кивнул на Веремуда, – с чубом!

– Вот как… – удивленно покрутил головой полусотник и зычно скомандовал: – Вздевай брони! Веремуд, со мной! Пельга, сгружай амуницию и веди пятерых конных за нами на подстраховку!

– Резону нет! Помочь не поможем, а людей потеряем всех. Подожди, когда весь отряд подтянется, если уж тебе так невтерпеж…

– Научил тебя на свою голову, Брут! – хмыкнул ветлужский предводитель, признавая свою неправоту, и нехотя добавил: – Но чуйка подсказывает, что встречать их надо как можно раньше, хотя бы на перекрестке, а то попутают нас с кем-нибудь… Так, мне коня! Догоняйте!

Короткая скачка по все расширяющейся тропе вынесла их на небольшую поляну, на краю которой застыли черными руинами обгорелые бревна какого-то сооружения. Веремуд успел уловить, как полусотник обменялся знаками с высунувшимся из-за развалин дозорным, и досадливо поморщился, стараясь не смотреть по сторонам.

Он не раз уже замечал, что если остается с Иваном наедине, то за ним всегда наблюдает хотя бы одна пара глаз, внимательно отслеживая все его движения. Наверняка и сейчас, выставив одного из дозорных почти на всеобщее обозрение, ветлужцы должны были поставить второго куда-нибудь за спину. Учитывая, что обычно в охранение отправлялось около четверти воев, а половина из них находилась в хвосте отряда, впереди должно быть не менее трех человек. Один из них вернулся конным, второй сидит за сгоревшим постоялым двором, а третий… Должен же кто-то следить за дорогой на восходе солнца? Или нет?

Веремуд тяжело вздохнул, соскочил с коня и нехотя пристроился рядом с полусотником. Чрезмерная подозрительность ветлужцев выматывала ему душу. Не то чтобы он желал сбежать или чем-нибудь навредить, но выкинуть что-нибудь вздорное и посмотреть, как этот третий отреагирует, ему очень хотелось. Однако понимал, что портить отношения с этими воями себе дороже – и доверие можно потерять, и жизнь.

Гнедой скакун выметнулся из-за поворота и остановился, взрывая копытами мягкую от нападавших в этом месте хвойных иголок землю. Миг, и всадник вновь рванул поводья, отправляя усталого коня в обратную сторону. С усилием взяв в намет, тот разметал хлопья пены по сухой траве и исчез за ближайшими деревьями.

– Ну вот и гости пожаловали! – печально подвел итоги полусотник, прячась за крупом коня. – Как бы стрелами сразу не угостили от щедрот своих. Прикройся, что ли!

«Это ты здесь гость… – ухмыльнулся про себя Веремуд, узнав умчавшегося воина. – А пришли свои. Пусть не хозяева, но и не чужие этой дороге люди».

Брат выехал первым. Видимо, мельком заглянувший на поляну отрок узнал его в лицо. Вот только безусый молодец не разглядел пустые ножны, поэтому Прастен остановился, его взгляд сразу посуровел и приобрел подозрительную остроту, заставившую выехавший следом десяток безмолвно окружить своего предводителя. Провинившийся отрок, пришпориваемый проступком, подъехал ближе и уставился на обезоруженного руса.

– Опасности нет, пусть подъезжает ближе… – Веремуд незаметно загнул палец на руке, демонстрируя, что свободен в своих поступках.

Прастен соскочил с коня незамедлительно, лишь махнул рукой вперед по дороге, отправив троих воев разведывать окрестности. Подойдя ближе, он молча сграбастал Веремуда в объятия и, отойдя на шаг, выжидательно посмотрел на стоящего перед ним незнакомца.

– Прастен, то правая рука ветлужского воеводы, объявившегося прошлым годом у черемисов. Иоанном звать. Он же на железе сидит вместе с теми эрзянами, что на Выксунке земли держат, верно, ты слышал уже про это. – Веремуд перевел дух, выложив брату почти всю суть разом, и перешел к самому трудному: – Я сам у него в полоняниках, но лишь до той поры, как приведу его на наши земли и сведу с боярами. – Заметив недовольство в глазах брата, Веремуд поспешил заметить: – Я словом своим связан, да и виной… О том чуть позже, не гневайся понапрасну. Воинов у него чуть поменьше, чем у тебя, но в обиду его не дадут.

– И передай своим людям, – перехватил инициативу ветлужский полусотник, – чтобы не бряцали оружием, если заметят что-то подозрительное. Вокруг лишь мои ратники, и более никого на десять верст нет.

Прастен задумчиво кивнул одному из своих воев, который внимательно прислушивался к разговору чуть поодаль, и вновь повернулся к собеседнику:

– Разрешишь с братом наедине слово молвить?

– Конечно, и пусть расскажет тебе, куда и зачем мы путь держим. Все попроще будет объясняться потом.

Рус дернул щекой, но ничего не ответил, лишь потянул Веремуда в сторону, где долго вслушивался в горячий шепот брата. Так же молча он вернулся и словно ни в чем не бывало продолжил беседу с незнакомцем: