всю вечность стать тем, кто ты есть.

— Это не просто так, — покачал головой Пятый. — Ты не понимаешь. Мы не имеем на это права.

— На что? — жестко спросил Ит.

— На счастье, — Пятый отвернулся. — Кто же должен стоять… между… между тем и этим, если ты понимаешь, о чем я.

— Понимаю, — кивнул Ит. — Я тоже так думал. Какое-то время. Потом понял, что ошибся, причем фатально — спасибо, хватило мозгов, чтобы опомниться. Что же до «этого» — то «это» просто часть жизни. И не самая плохая, поверь. И если вы оба будете точно так же, как и всегда, продолжать себя мучить, лучше от этого не станет. Никому. Хуже — да, хуже — это запросто. Я тебе говорил, что мы семьдесят лет были официально младшими Фэба, и при этом Фэб с нами жить отказался категорически, потому что он, святая душа, тоже поверил в эти бредни, и принял их, как данность?

Пятый покачал головой.

— Это тебе отдельное спасибо за геном, и за то, что воспитывали меня люди, — Ит горько усмехнулся. — Если ты думаешь, что у нас всё было так просто, ты ошибаешься. И у рауф — это не как у людей. Это не потрахались и разбежались. Для Саба, к слову сказать, то, что происходит — очень серьезно. Настолько серьезно, что ты пока и представить себе этого не можешь. Только учти, Саб вслух об этом никогда и ничего не скажет — пока ты или Лин об этом не спросите. Я тебе потом как-нибудь расскажу, как у нас получилось с Фэбом, ты обалдеешь. Пока я не додумался его шантажировать самоубийством, он и с места не двинулся.

— Представить как раз могу, — едва слышно ответил Пятый. — Учителей ты в считках видел… хоть по разу, но видел. Он так на них похож, только моложе… господи, сколько лет прошло, а больно до сих пор.

— Убить нельзя, говоришь, — покивал Пятый. — Убить, может, и нельзя. Зато убивать можно. Долго-долго, да? Помнишь, выражение такое было — хвост собаке по кускам отрубать? Как считаешь, похоже?

Пятый кивнул.

— Слушай, а развязка — это больно? — вдруг спросил он.

— Не помню, — признался Ит. — У меня она была, скажем, нештатная. Спроси у Скрипача, он знает, как должно быть правильно. Но… вроде бы никто из знакомых гермо не жаловался.

— А почему у тебя она была нештатная? — не понял Пятый.

— Так получилось. Мы под влияние попали, какая-то очень странная сущность, мы ее тогда назвали дьяволом. Он мне и обеспечил вход в развязку и одновременно — кровотечение, стали рваться сосуды. А сосуды там, скажу я тебе, ого какие, в мизинец толщиной, за полчаса дуба дать можно, а то и быстрее. В общем, про меня еще и забыли, — Ит усмехнулся. — В таком виде Фэб меня в степи рядом с катером и подобрал. Потому что те, кто за нами прилетел, схватили в охапку Ри, рыжего, и усвистали, впрочем, это-то как раз было ожидаемо.

— То есть тебя просто… бросили? — дошло до Пятого.

— О чем я тебе и говорю. Потом я как-то об этом не думал, а вот когда медицине учиться начали — до меня с запозданием на триста лет дошло, что со мной тогда происходило, — Ит засмеялся. — И какое ночное приключение в моем лице получил Фэб. Бедный… Умереть, не умереть… мы потом с ним мой случай разобрали, и я, уже понимая, что к чему, осознал, наконец — и объем работы, и то, как он вынужден был по приоритетам, которые менялись, идти, и скольких усилий ему это стоило.

— Но хоть что-то ты помнишь?

— Что-то помню. Эйфорию помню… местами. Боль тоже, потому что своих гормонов не хватало, но боли было не так много. Её вообще, насколько известно, быть не должно.

— Жуть какая, — Пятый покачал головой. — Прости. Я не думал, что у тебя так получится. Очень хотел, чтобы… всё было иначе. Просто хорошо. Но, видимо, одного желания недостаточно.

— Да ничего страшного, — махнул рукой Ит. — От всей души надеюсь, что у тебя как раз и будет иначе. Ошибки существуют для того, чтобы было, что исправлять. И, знаешь… начинай уже потихоньку идти им навстречу. И Эри, и Сабу. Ты же всё понимаешь. Они вас любят. По-настоящему любят, поверь. Я тебя не призываю бросаться кому-то на шею, не подумай. Но ты хотя бы про себя проговори эту ситуацию. От и до. Трудно, знаю. Вообще, это даже представить себе трудно — вы действительно были одни, считай, ушли, а теперь — бац! И ни с того, ни с сего вокруг полно какого-то народу, и, оказывается, и искали, и ждали, и… любому впору растеряться.

— Вот это ты очень точно сказал, — Пятый выудил из неосмотрительно оставленной Итом на скамейке пачки сигарету. — Растеряться. Мы пытаемся, но мы… не привыкли. Мы не умеем. В том числе и любить кого-то. Да еще и просто так. Ты же видел, ты знаешь.

Он опустил голову, прядки отросших волос упали на лицо, и Пятый раздраженно отвел их в сторону.

— Мешают? — сочувственно спросил Ит. — У меня идея. Пошли.

— Куда? — не понял Пятый.

— Жену обнесём сейчас, — ответил Ит, поднимаясь. — Только тихо, и давай через черный ход.

* * *

Пройти незамеченными не удалось — у черного хода обнаружился Кир, который, как выяснилось, решил что-то пожарить на мангале, и сейчас тащил на улицу мангал, и какую-то коробку ни пойми с чем.

— Где вас носит? — раздраженно спросил он. — Вышли покурить, и пропали на сорок минут.

— Мы просто немного поговорили, — ответил Ит. — Помочь?

— Да ну, сам справлюсь. Саб, блин, достал — пожарь мяса, пожарь мяса. И Фэб туда же. Маньяки шашлыковые. Ладно. Вы пришли, наконец?

— Да, сейчас, только кое-куда заглянем, — Ит покосился на коробку. — А что за мясо?

— Чего нашел, то и мясо, — огрызнулся Кир. — Колбаски какие-то. Как же надоел суррогат этот, не передать. Надо будет Сеньке стукнуть, чтобы нормального чего-то прислал. А вы куда?

— На второй этаж, — вздохнул Ит. — Идём, ну их к шуту всех. Мясо