– Лично не видел... – подхватил Руслан.

– Видел на фотографиях и даже на видеозаписи, снятой, когда Васю хоронили. А что?

– И как он тебе?

– А никак. Если ты видел одного вора в законе, то видел всех. Костлявый, бледный, наверняка туберкулезный: тридцать пять лет на зоне – не сахар. – Влад пожал плечами. – Есть легенда, что его поначалу то Шкелетом кликали, то Бледным, до тех пор, пока он не подобрал с земли шкворень и не проломил пару черепов. Вот тут к нему новое погоняло и прилипло.

– У тебя есть его фотография? – спросил Руслан.

– Нет. Не держу я всякий хлам. Пусть им занимаются наши организованные преступники. Их много, пусть пасут. Что ты прицепился ко мне? Серый связался с этим гадом, чтобы потихоньку заняться своим бизнесом, иначе начались бы терки, разборки... А так...

– Хочешь, я подарю тебе его фотографию? – спросил Руслан все так же спокойно.

– Засунь... – начал Влад, но замолчал, задумавшись.

Шкелет. Бледный. Но тридцать пять лет на зоне? Не может быть. И коронован не просто так, не сейчас, а как положено, на сходе, по-серьезному.

Не может быть.

Руслан полез в карман, достал фотографию и протянул Владу.

– Я ее из архива стырил, из дела. Старенькая фотография, еще восемьдесят второго года. Смотри.

Влад посмотрел и вздрогнул.

– Смешно? – спросил Руслан.

– Очень. Я мысленно хохочу, прямо как в цирке, – Влад смотрел на фотографию и чувствовал, как слабость растекается по телу.

– Будит какие-то воспоминания? – Руслан отобрал фотографию и бросил ее на стол, лицом вниз.

Влад молча кивнул.

Кто бы мог подумать? Прав был, оказывается, Каменецкий, когда пошел проверять свое прошлое. А он, Влад, не сделавший этого, ошибся.

Нужно было скрупулезно проверить все, до мелочи. Просмотреть все старые фотографии, пройтись по всем старым делам, своим и чужим. Тогда бы не выглядел так глупо. И послал бы полковника Петренко подальше сразу, как только прозвучал бы Серый. Хотя полковник не называл никаких имен, пока Влад не согласился вслепую.

А ведь он искренне был уверен, что Серый только делает вид, что работает на Шкворня. Прикрывается. А на самом деле потихоньку контролирует местных уголовников.

Ну, не бывает у нелюдей таких биографий!

Влад пересмотрел после возвращения из Косово много всяких передач, журналов, книг и видел, как устраиваются нелюди, как стараются управлять исподтишка, избегая лично нырять в грязь и возиться с людьми. А тут – тридцать пять лет в самом дерьме. И честная работа на результат. А если это он стоит за всем происходящим?

Стыд и позор, так жидко обгадиться. Понадеяться на свои старые воспоминания, на те, которые появились, пока он еще не стал Зрячим.

Влад вспомнил, что так во сне называли его. Приблуду. Нет, все-таки его, потому что он и был Приблудой, чувствовал, что чувствовал тот, и боль, и страх, и даже смерть его пережил.

Стало холодно, Влад вдруг сообразил, что сидит и потирает руки, словно замерзли они у него.

– Ничего сказать не хочешь? – спросил Руслан.

– Нет.

– Ну и дурак. А я к тебе гостя привел. Потому, кстати, и приехал. Иначе твои сторожа уже минут сорок как стреляли бы на поражение. – Руслан встал из кресла, потянулся. – Сидячая работа здорово вредит. Даже моему здоровью. Пошли, поздороваешься.

Влад прошел на кухню. Замер в дверях.

– А мы тут общаемся! – закричал Богдан, увидев его. – Знаешь, а Руслан привел забавного товарища.

– Добрый вечер! – произнес тот же самый голос, что совсем недавно угрожал убить Влада – мелодичный девичий голос.

– Вечер добрый, – ответил Влад. – А шрамов на лице нет.

– А на мне все заживает, как на собаке, – с вызовом ответила циркачка. – На большой злой собаке.

– Я думал, что у меня еще есть время, – сказал Влад. – Мы договаривались...

– Мы держим слово. Возникли новые обстоятельства. Мы можем поговорить наедине?

– В спальню! – посоветовал Богдан.

– Пошел вон! – сказал Влад. – И Капустяна забери.

– Вот так всегда, – заныл Богдан. – На самом интересном месте.

Он забрал автомат, пропустил вперед Капустяна и вышел следом, окинув настороженным взглядом циркачку, сидевшую на табурете. Автомат с предохранителя был снят, заметил Влад. И у Капустяна, кстати, тоже.

– Мы получили новый заказ, – сказала циркачка.

– Убийство? – спросил Влад, спохватился и поправился: – Охота?

– Почти.

– От Серого?

На лице самки маах'керу появилось знакомое брезгливое выражение. Не родственница ли она директору труппы, Арсену Михайловичу? Тот, правда, в медведя перекидывается... Опять словечко Приблуды. Завязывать нужно с тем цветочком. Завязывать.

Арсен Михайлович превращается – превращается, так правильно говорить, а не перекидывается, как думают некоторые – в медведя. У них это по наследству передается или нет? Хотя погибший, сын Арсена, был волком. Так ведь он приемный...

И девочка вполне может быть дочкой. Или женой сына. «Вдовой», – поправил себя Влад.

– Так от кого заказ?

– По телефону. По нашему дежурному телефону. Потом мы забрали пакет в назначенном месте. И посмотрели, что, вообще-то, делать не имели права.

– И что там?

– Вы и вправду крышуете проституток? – спросила циркачка.

– В некотором роде, – сказал Влад. – А что?

– Фотографии, показания проституток и содержательницы борделя неплохо смотрелись бы возле тела полковника милиции, представителя министерства. Вы не находите? Наш директор подумал, что у вас по этому поводу будет свое мнение, и вам это может помешать выполнить вашу половину договора. Так?

– У вас очень умный директор, – сказал Влад.

– Вот и я так подумал, когда красавица мне все рассказала, – заметил Руслан, входя на кухню и присаживаясь к столу. – Я пробил телефон, с которого звонили, заодно выяснил по своим каналам, где именно находился и находится сейчас этот телефон. Глянешь?

Ночью в квартире Влада так никто и не уснул. Богдана больше всего потрясла неблагодарность Анечки.

– Ведь, сука, плакала, натурально плакала, на коленях ползала, просила отмазать и прикрыть. Девчонку свою порезанную показывала – и подстава? Для того, чтобы снять и выдать? – Богдан повторил эту фразу трижды, всякий раз украшая ее новыми эпитетами в адрес Анечки, содержательницы борделя с Новых домов, прежде чем Влад не выдержал и не пригрозил лично заткнуть ему пасть чем-нибудь липким и вонючим.