– Но она рождена, чтобы стать моей женой!

– Разве она не получила вашего сердца?

– Это не одно и то же для нее! Без освященного Церковью брака она навеки и для всех останется шлюхой! Моей любовницей! Маргарита не заслуживает такой судьбы!

– Не позволяйте чувствам лишать вас рассудка, умоляю! Кардинал – мстительный старик, который за всю свою жизнь любил только одного человека – свою племянницу! Он еще может пощадить синьорину Луга, но вдову Санти – никогда!

– Тогда найди мне кого-нибудь, прошу тебя, Джулио, мой самый доверенный, близкий друг! Найди того, кто тайно повенчает нас, пока не станет слишком поздно! Она должна знать, что я покинул эту землю, исполнив свое обещание! Пусть это будет моей самой последней просьбой!

Рафаэль снова смежил веки и провалился в короткий беспокойный сон, а Джулио покинул ложе учителя и отправился в его мастерскую, устроенную рядом со спальней. Он слышал, как за тяжелой бархатной завесой лучшие врачеватели понтифика пытались спасти жизнь молодого и талантливого художника с помощью разнообразных снадобий и кровопускания. Теперь он стоял перед портретом Маргариты и смотрел на него сквозь пелену слез, слушая тихие серьезные переговоры лекарей. Он знал, что глядит на свадебный портрет.

В ее образе заключалось столько радости, столько надежд. Он вписал новую строку в историю живописи, открывал новую главу в их жизнях. Каждый мазок был тому свидетельством. Как художник Джулио понимал страсть, двигавшую Рафаэлем. Как человек он понимал, что значила эта картина и эта женщина для Рафаэля. Именно так он хотел бы навеки запечатлеть Елену.

Джулио смахнул слезу, завороженный спокойной улыбкой Маргариты. Она была почти не одета, и рубиновое кольцо украшало палец, указывающий на сердце. Символ… Джулио показалось, что он вторгается в чужую жизнь, просто глядя на картину.

Потом он повернулся к большой кожаной папке с набросками и эскизами. Они были даже более ценны, чем картины Рафаэля, потому что эти последние часто представляли собой результат совместных усилий всей мастерской. Однако образы и композиция всегда определялись Рафаэлем. Если их увидит мир, Маргарите будет угрожать большая опасность. И в знак уважения к тому, кто никогда не подводил и не предавал его, Джулио Романо решил сделать для Маргариты то, чего не смог сделать сам Рафаэль. Он защитит ее.

– Боже Святый! Что ты делаешь? – всхлипнула Елена. Он не оглянулся и продолжил свою работу.

– По-моему, ты не должна была уходить от постели учителя.

– Я вышла только на минуточку, потому что услышала, что здесь кто-то есть. И ты мне так и не ответил.

– Я уничтожаю все, что может причинить Маргарите вред.

– Но его работы… Они же бесценны!

– Это наброски личного свойства. Учитель пожелал бы, чтобы Маргариту уберегли от публичного позора. Пусть даже такой ценой.

Елена подошла к нему и внимательно на него посмотрела. Только тогда он вздохнул, и они коротко обнялись. Испытания сближали их, но ни он, ни она в этот миг не испытывали ни утешения, ни страсти. Они чувствовали только невыразимую боль.

– Неужели нет никакой надежды?

Джулио тяжело вздохнул, не в состоянии выдержать ее взгляд.

– Никакой. Доктора говорят, что ему осталось несколько дней.

– Господи! Пресвятая Мария! – заплакала она. – Что же станет со всеми нами, когда он уйдет?

– Сын мой, прошу тебя, отрекись от нее! – вещал Биббиена замогильным голосом. Его низкие звуки, будто волшебное заклинание, вторглись в лихорадочное полузабытье. Рафаэль заставил себя открыть глаза. Но это был не сон.

– Отрекись от того, что ты делал все эти годы, сын мой, чтобы я мог наконец отпустить тебе грехи.

Елена отошла от кровати, подчиняясь приказанию кардинала, но не покинула комнаты, ожидая возвращения Маргариты и Донато. Как шакал, подстерегший жертву в минуту слабости, Биббиена появился в тот самый миг, когда Рафаэль остался один, совсем беспомощный.

Глаза Рафаэля медленно открылись, чтобы узреть сухое лицо человека, холодный пронзительный взгляд которого горел радостным предвкушением. Почтенный слуга Божий нашел в себе силы явиться сюда, где, как шептались в Риме, открыто совершался грех.

– Никогда, – прохрипел художник. – Лучше я сгорю в геенне огненной, чем предам ее…

– И будешь гореть вечно, если не послушаешься!

Биббиена опустился на край кровати, где всего пару часов назад сидела Маргарита. Он подождал, потом собрался с духом и снова завел увещевания:

– Я любил тебя, Рафаэль, как сына. И ты на самом деле чуть не стал мне сыном, пока… – Он снова замолчал, устремив взгляд на небеса, будто бы произнося молитву – Теперь это, конечно, все уже в прошлом. Но pазве ты, дорогой сын мой, не желаешь очиститься душой передо мной?

– Я не стал бы этого делать… – с усилием выдвинул Рафаэль, слабый румянец напряжения стал проступать сквозь призрачную бледность его кожи, – …даже если бы вы были последним священником на земле!

– Для тебя я вполне могу им оказаться! – прорычал Биббиена, потом быстро оглянулся на дверь, в которую поклялись не входить все священнослужители Рима, за исключением его самого.

Соперница Марии Биббиены пользовалась дурной славой и была презираема во всем Риме, что приносило неизъяснимое холодное удовлетворение кардиналу. Он сделал все, что от него зависело, чтобы эти двое расстались. Только не думал, что причиной их расставания станет смерть.

– Разве ты не знаешь, что ни один уважаемый муж Божий не переступит этого порога? И даже Его Святейшество не сможет вас повенчать, потому что задерживается во Флоренции. Вы никогда не поженитесь!

– Он обещал.

Глаза Биббиены сузились.

– Да? Но это он сказал так, для твоего спокойствия. Как ты, когда делал предложение Марии.

Рафаэль неожиданно схватил Биббиену за руку. Его хватка оказалась на удивление сильной.

– Тогда вы повенчаете нас, ваше преосвященство! Если вам не наплевать на мою бессмертную душу, то будьте истинным пастырем и благословите нашу любовь ради прошлой дружбы! Ну же, сделайте это для меня!

Биббиена удивленно выгнул брови.

– Если я правильно понял, ты не доверял эту почетную обязанность никому, кроме Его Святейшества!

– Мы оба знаем, что я не доживу до его возвращения из Флоренции. Прошу, дайте мне упокоиться с миром, сделав ее моей женой… Я должен знать, что она будет в безопасности.

– Боюсь, я не могу исполнить этой просьбы, – спокойно ответил кардинал. – Ты нездоров, мечешься в лихорадке, а потому не сумеешь надлежащим образом подготовиться к столь важному шагу. Как только ты выздоровеешь…

– Я не выздоровею! – простонал Рафаэль. – Вы знаете об этом не хуже меня!