Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сенокосов, какую лодку мне взять? – спросил Моржов.
– Любую, – отмахнулся Сенокосов. – Их и так всего одна.
Моржов молча забрал с полки матрас, а из угла – вёсла.
Лодка плавала возле дощатого причала, флегматично привязанная верёвкой. Моржов осторожно спустился в лодку, уложил матрас и, одобряюще улыбаясь, протянул руку Алёнушке.
– Будет удобно, как в карете, – пообещал он. Алёнушка мрачно осмотрела судно.
– Извращенец, – убеждённо сказала она, повернулась и полезла в лодку как в подпол – попой вперёд. – Щас перед всем городом раком встану… – ворчала она, нащупывая ногой опору.
Моржов поймал её ноги одну за другой и поставил на дно лодки. Он с удовольствием смотрел, как на Алёнушке задралась короткая проститутская юбчонка, оголяя задок, не прикрытый, а просто подхваченный стрингами. Сопя от неудовольствия, Алёнушка уселась в носу лодки на матрас и обхватила колени руками. Но Моржов уже отвернулся от Алёнушки и несколькими сильными гребками послал лодку к середине пруда.
– И не качай, а то заору, – сердито предупредила Алёнушка.
Моржов молча грёб. Казалось, что берег пруда и лодочная станция уменьшаются быстрее, чем отдаляются, – это лодка вплывала под купол прохлады, нависающий над прудом, а тень Чуланской горы покрыла набережную и погасила её мельтешение.
– Я и не думала, что наш пруд такой большой, – удивлённо призналась Алёнушка. – Даже страшно. А чего мы сюда поплыли?
– Да так просто, – сказал Моржов. – Заколебало меня всё.
– А ты забухай, – просто предложила Алёнушка.
– И бухать заколебало…
Его всё заколебало так, что он умышленно оставил виагру в Троельге. Иначе начнёт колебать искушение заняться с Алёнушкой сексом. А без виагры он на это не осмелится – чтобы потом, в случае краха, не колебали сомнения в собственной молодости.
– Решил отдохнуть, значит? – сделала вывод Алёнушка.
Это её как-то успокоило, она расцепила руки, расслабилась, а потом и вовсе легла на матрас, закинув руки за голову.
Моржов подумал, поднял вёсла, перебрался в нос лодки и прилёг рядом с Алёнушкой, рассматривая её. Здесь, посреди пруда, было тихо, и лишь изредка ветерок доносил то всхлип шансона, то кваканье автомобильного гудка. Тишину оттеняло еле слышное кардиологическое тарахтение водозабора, что укрылся где-то за изгибом дальнего берега. Алёнушка закурила.
– Я тоже отдохну, – согласилась она. – Сегодня весь день работала, суббота же. А ночью вообще херня начнётся, одни пьяные будут…
Моржов грустно усмехнулся. Для кого-нибудь – например, для Щёкина – секс с Алёнушкой был бы праздником, радостью, сбывшейся мечтой. А вот для Алёнушки, которую сама природа словно изваяла как раз для такого счастья, всё это было скучной обыденностью, надоевшей рутиной.
– Ты, конечно, с клиентами не кончаешь? – спросил Моржов.
– Я вообще ни разу ни с кем не кончала, – возмущённо фыркнула Алёнушка. – Позориться-то. Вам, мужикам, жирно будет.
Сколько Алёнушке лет? – подумал Моржов. – Лет семнадцать?… Поневоле вспоминалась набоковская Лолита. Лолита отдавалась мужчине – и ничего, не умирала со стыда, но вот поцелуи считала чем-то непристойным. Похоже, что и для Алёнушки «не кончать» было главным залогом независимости.
– Я так-то всем об этом не говорю, – созналась Алёнушка. – Но тебе можно. Тебе же девчонки по фиг, да? Поэтому с тобой хорошо, спокойно. Ясно, что не полезешь. А как ты называешься?… Ты ведь гей, да?… Ну, пидор.
– И ещё какой, – угрюмо сказал Моржов.
– И где же ты себе таких же находишь-то? – наивно недоумевала Алёнушка.
– Пидоров полон город, – честно сказал Моржов.
– Слушай, туда же ведь больно… – размышляла Алёнушка, стряхивая пепел за борт. – Мне один раз туда сделали, я чуть не сдохла. Какое удовольствие-то?
И Моржов как-то сразу, без усилий понял, почему это вдруг в глазах Алёнушки он сделался извращенцем. Тогда, в первый раз, она не хотела ни-че-го, а чтобы набраться сил на отпор, возбуждала в себе ненависть к клиенту – то есть к нему, к Моржову. И для того чтобы возненавидеть клиента, она сама себя убедила, будто клиент хочет сделать с ней самое неприятное. В её памяти так и зафиксировалось: Моржов хотел её сделать так-то и туда-то. А уж затем сознание дорисовало картинку, изобрело объяснение – и Моржов оказался извращенцем. Лишь потому, что перед первой встречей Алёнушка сама же перетрахалась и перепилась.
– Давай сменим тему, – не выдержав, поморщился Моржов.
Алёнушка посмотрела на Моржова с жалостью.
– Понятно, – вздохнула она. – Да ладно, чё ты. Геи тоже люди. Ты вот вообще нормальный.
– Спасибочки, – сказал Моржов.
Он разглядывал Алёнушку и снова поражался мастерству природы: как тонко, точно, нежно прорисованы черты, как гипнотически-сладостны эти движения губ, ресниц, кистей рук, как завершённы и гармоничны жесты, позы, изгибы… Зачем создана эта изысканная красота? Какая тайна зашифрована в этой гибкой пластике, в напряжении этих линий, в сочетании этих объёмов, в переливе этих отсветов?… А главное – для чего?
– Как ты вообще поживаешь? – спросил Моржов.
– Да нормально… А что? – удивилась вопросу Алёнушка.
– Работа нравится?
– Работа как работа, – без всякого вызова ответила Алёнушка и в недоумении пожала плечиками. – Бывают и похуже.
«Работа как работа» – это пиксель, подумал Моржов. Ясная, конкретная, плоская мысль, которая всё объясняет и оправдывает.
– Но бывают работы и получше, – возразил Моржов.
– Какие? – искренне спросила Алёнушка.
– Н-ну… – замялся растерявшийся Моржов.
– Сиськи мну, – отрезала Алёнушка. – Я и так больше всех получаю. Хоть жить могу по-человечески. Вот ты на зарплату свою проживёшь, а? Я ведь в курсе, где ты работаешь. Мне знаешь, кто сказал? Клиент. Его Саша зовут.
– Что за Саша? – удивился Моржов. – Почему он меня знает?
– Он начальник твой.
– Мой начальник?… – ещё больше удивился Моржов.
И вдруг у него забрезжила догадка – уж не Манжетов ли?… Там, в Троельге, на посиделках перед открытием смены Манжетов как-то странно отреагировал на появление Сергача… Ну, теперь понятно…
– Лёнька мне сказал по секрету, что ты в Доме пионеров картины продаёшь, – продолжала Алёнушка. – Вот откуда деньги у тебя. Ты-то с этими картинами вообще здорово устроился. Но другие-то не смогут. Вот к вам туда одна моя знакомая работать пришла, мы с ней в одном доме жили, – Сонька Опёнкина. Ну и сколько она у вас получает, а? У неё и трусов-то нормальных нет. Она даже купаться на пруд не ходит – не в чем. А на дикий пляж стесняется. А у меня и купальник есть, и без купальника я никого уже не стесняюсь. Вот так. Плохо, что ли?