Почти легальная контора по найму «псов войны». Тридцать восьмой этаж грязно-голубого небоскреба, скоростной лифт, некрасивая девушка в лифте, которая жалуется, что у нее от такого быстрого движения уши закладывает, длинный прямой коридор, выкрашенный до потолка почти советской по цвету грязно-темно-синей краской, во многих местах облупленной и обвалившейся. Дверь с надписью «Туристическое агентство».

Слава постучал, открыл дверь, шагнул за порог и поздоровался. В кабинете сидело три человека – окутанная дымом и не выпускающая сигарету изо рта девушка перед переполненной пепельницей и двое молодых парней. Мелкий очкарик с решительным взглядом и суетливыми, демонстрирующими энергичность движениями и спокойный крепкий увалень в камуфлированной одежде. Увалень и оказался товарищем полицейского.

– Есть несколько предложений в Африку. Одно очень выгодное – начальником караула, – рассказывал суетливый, раскрыв перед собой, но не показывая содержимое, малинового цвета папку.

– А что-нибудь поцивилизованнее?

– Южная Америка. Всегда есть спрос. Особенно на инструкторов. Европа – только Босния. Там платят мало, сразу предупреждаю. И много убивают…

– Босния меня устроит.

– Я бы посоветовал…

– Босния меня устроит, – повторил Слава. Он уже много слышал про события в бывшей Югославии. – На чью сторону?

– Естественно, только к боснийцам. С коммунистами мы не работаем. Боснийцы – мусульмане. С ними тебе придется туго. Особенно рядом с другими «псами». Там много арабов.

– Я четыре года обучал диверсантов в Аравии. И сам омусульманился.

– О, даже есть опыт. Это хорошо.

– Я капитан русского спецназа. С большим опытом диверсионной работы.

– К сожалению, про свое звание тебе придется забыть, – сказал увалень. – Будь ты хоть генералом… Там все звания равны. Добывай погоны в бою или формируй свое подразделение. Мы сможем отправить его целиком. Естественно, ты в этом случае примешь участие в дележке прибыли.

– Ладно, рядовым так рядовым… Там разберемся. Еще русские есть?

– Русские больше воюют на другой стороне. Хотя иногда и нам встречаются. За последние три месяца двое было. Из Штатов подкатили. От полиции сматывались. У тебя как отношения с полицией? Не бойся, мы свои деньги копам не дарим…

– Не позавидуешь?

– Оформляться будешь по своим документам?

– Желательно – нет!

– Хорошо. Это кое-чего стоит, но в целом – пустяк. Двести американских долларов. Если денег нет, вычтем из аванса.

– Есть… – Слава выложил на стол две сотенные бумажки. По тому, как жадно схватил их суетливый, можно было понять, что «туристы» не слишком балуют агентство своим вниманием.

Увалень сходил в соседнюю комнату за фотоаппаратом, посадил капитана перед белой стеной и сфотографировал несколько раз.

– Все. Завтра после обеда заходи. Документы будут готовы. Но получишь их вместе с авансом только при посадке на самолет.

– Устроиться у вас негде?

– Только в спортивном лагере под городом, – сказал увалень. – Но там никаких удобств, и далеко добираться, если машины нет. Лучше подыщи гостиницу. Я могу дать пару адресов, куда полиция не часто заглядывает.

– Можно и у меня, – вступила в разговор до того молчаливо курящая девушка и посмотрела на Славу прямо и с вызовом. Глаза у нее были с откровенной шизюминкой. – Место есть.

– У тебя кровать узкая, – пошутил увалень и не смог увернуться от полетевшей в голову тяжелой книги – реакция у парня далеко не «пса войны».

– Меня зовут Гузель, – сказала девушка и поднялась. – Я сама из Боснии. Пошли, что ли…

«Немного костлявая, – решил Слава, – но вообще-то не безобразная…» И в нем проснулся былой галантный поклонник женского пола.

На самолет его тоже провожала Гузель. Фамилия у нее была славянская – Матич.

Две ночи перед этим они почти не спали. Изголодавшийся по женскому телу Слава шутил:

– Твоего темперамента хватило бы, пожалуй, на целый батальон. Что взять с одного-единственного разнесчастного капитана.

– Ты только вспоминай меня иногда там, в Боснии. И воюй за меня… Чтобы каждый убитый серб – за меня. Понимаешь…

Он кивал, хотя сразу, когда ему предложили Боснию, для себя проблему решил. Даже по канадскому телевидению рассказывали ужасы о русских наемниках, воюющих на стороне сербов. Русские спецназовцы… Кто они? Да такие же, как он, парни, не нашедшие себя в новой жизни. И они ему, конечно, гораздо ближе арабских наемников, которых он сам в Аравии и обучал. Хорошо старался учить на свою голову, но сам-то отлично знал, что ни один из его подопечных в сравнение не шел ни с ним самим, ни с любым парнем из воевавших с ним рядом в том же самом Афгане. А может быть, в Боснии ему и друзья встретятся. Где они теперь, его друзья, с которыми столько пришлось пережить? О том, что в Российской армии творится, он тоже отлично знал. Пусть по слухам, через третьи руки не всегда добросовестных репортеров, но слуха без правды не бывает. И скорее всего многих знакомых можно найти именно на сербской стороне. А сам он и дня решил в боснийской армии не задерживаться. Что-что, а перейти линию фронта там, где этой линии и в помине нет, – это он сумеет без проблем.

Как же называется эта часть, про которую больше всего говорят? Кажется, «русский черный батальон». Точно. Так. Вот к ним и перейдет сразу после приземления в Сараеве. И – прощай, боснийцы, прощай, Гузель…

Только бы побыстрее.

Европа манила его. Европа была ближе к дому, чем Канада. Но еще его снова манила война. Он, как и Сохно в далекой Чечне, чувствовал абстинентный синдром. Абстинентный синдром войны.

* * *

Милиция приехала почти сразу. Они не слишком долго допрашивали Игоря – прибывший по вызову дежурного главный врач госпиталя категорично предупредил их, что капитан в плохом состоянии после дневного покушения и его долго беспокоить нельзя. Сильно смущал их только метательный нож и сам бросок этого ножа. С таким милиционеры столкнулись впервые. Видели в кино, как бросают ножи, – но это же кино… Сами пробовали в детстве, но о результатах скромно молчали. А тут – опередить выстрел, убить наповал!

Капитан вызывал уважение.

Опоздав к приезду оперативной следственной группы, появился начальник городского уголовного розыска. Его тоже сняли с постели. Как понял Игорь, шум поднял подполковник Быковский, который сам заявился последним. Он молча стоял в стороне и изредка подмигивал или улыбался капитану, таким образом поддерживая.

Последним приехал генерал-майор Мирошниченко. Он недолго и невнимательно слушал разговоры милиционеров, потом поговорил шепотом с Быковским, махнул рукой и завелся, не стесняясь присутствия медсестры из соседнего отделения, приглашенной на всякий случай в травматологию взамен оглушенной и связанной преступником здешней медсестры, которую сейчас откачивали в отдельной палате дежурные врачи. Генерал около пяти минут без остановки и очень красиво матерился, заставив разинуть рты и милиционеров, и испытанных крепким словом офицеров в отделении. Репутацию разведки он поднял этим на небывалый уровень. Но закончил пространную и малопонятную речь он вполне мягко: