Так началась эра «политтехнологий» – применения политических инструментов и средств коммуникаций западного образца к отчасти авторитарному контексту России. Советский Союз управлялся идеологией и грубой силой, в 1996 году забрезжила возможность управлять постмодернистскими манипуляциями с помощью телевидения.

В 1997 году Павловский был уже одним из столпов кремлевского правления, «тайным советником и всемогущим магом, изрекающим предсказания и одетым в черное», как описывает его «Комсомольская правда». Он вошел в узкий круг ученых, бизнесменов и журналистов, управляющих общественным мнением, став неофициальным «военным советником» Ельцина. В 1997 году его влияние продолжало расти, и вскоре он прославился участием в одной из величайших политических манипуляций в российской истории с 1917 года.

Работая в Москве журналистом, я часто обращался к Глебу Павловскому с вопросами о кремлевской политике. Однажды я попросил рассказать, как осуществлялся уход Ельцина и наследование Путина, – я знал, что в этом он сыграл ведущую роль. «Мы знали, что Ельцину пора уходить, но как? – начал Павловский. – Если бы он просто взял и ушел, государство распалось бы».

Но дела шли все хуже, через несколько месяцев после избрания президент начал разваливаться. Уже в 1996 году понадобилось пятикратное шунтирование сердца, после чего поведение Ельцина становилось все более непредсказуемым. Он плохо держался на ногах, газеты то и дело писали об его очередной пьяной выходке, он стучал ложками по голове президента Киргизии, на обеде у папы Иоанна Павла II пил за «любовь к итальянкам», в 1997 году в Швеции пообещал сократить на треть ядерный потенциал России (потом его советникам пришлось это расхлебывать).

Гвоздь в гроб ельцинской эпохи забила Чечня – явное доказательство импотенции Кремля под управлением Ельцина и угрозы государственности чрезвычайно ослабленной России. Пять тысяч российских солдат погибли в двухлетней кампании, пытаясь восстановить контроль федеративного центра на Кавказе, но маленький горный народ продолжал наносить России поражение за поражением. Зимой 1996 года в приграничном Хасавюрте Россия подписала мирный договор с мятежной Ичкерией.

Мало кого из простых россиян беспокоила потеря Чечни, напротив, люди только рады были положить конец страшной войне. Но патриотическая часть элиты и особенно офицеры видели в этих событиях угрозу самым основам нации. «Это был страшный удар, изменивший наше отношение к государству», – утверждал Павловский. По его словам, сразу после Хасавюрта и начались споры о преемнике Ельцина. Катастрофа в Чечне раз навсегда рассорила Ельцина со значительной частью политического класса, особенно с элитой армии и госбезопасности, «силовиками»:

Тем временем региональные власти все меньше прислушивались к федеральным. В 1998 году губернатор Красноярского края пригрозил взять под свой контроль расположенное на его территории стратегическое ядерное оружие, а глава Приморского края денонсировал соглашение о демаркации границ с Китаем. Президент Татарстана, крупнейшей мусульманской республики России, установил дипломатические отношения с Ираном и Ираком и предупредил: если Россия отправит на Балканы войска для поддержки сербов, они там столкнутся с «добровольцами» из мусульманских регионов России.

Распад происходил быстрее, чем удавалось латать дыры. В августе 1998 года, после шести месяцев галопирующей инфляции, когда вдобавок упали цены на нефть и в Азии разразился финансовый кризис, рубль рухнул, а с ним пропали и сбережения большей части населения. Судьба либерализма в России полностью зависела от того, сумеет ли он обеспечить населению благополучие. Как дефицит 1980-х годов дискредитировал коммунизм, так кризис 1998 года вполне убедительно доказывал, что модель рыночной демократии, пропагандировавшаяся Ельциным в 1990-е, тоже не годится. Российская либеральная утопия разбилась вдребезги. Нестабильный, разболтанный Ельцин стал символом слетевшей с катушек России. Было ясно, что ему пора уходить, но обставить его уход следовало очень осторожно, поясняет Павловский.

Иными словами, Ельцин не мог просто ввязаться в очередные выборы и надеяться на лучшее. Было ясно, что преемника нужно назначить заранее. Ельцин должен уйти, назвав человека, который пойдет на выборы с должности исполняющего обязанности президента, и первым актом во власти гарантирует Ельцину амнистию и безопасность. В Кремле это так и называли: операция «Преемник». Окружение постепенно убедило Ельцина, что ему лучше отречься. В последние годы второго срока Ельцина премьер-министры сменялись стремительно – Сергей Кириенко, Евгений Примаков, Сергей Степашин, наконец, Владимир Путин. «Мы подыскивали преемника, как режиссер актеров для фильма», – вспоминал Павловский.

При этом «режиссер» руководствовался целым рядом критериев. Для Ельцина главным требованием была лояльность, ему нужен был человек, который обеспечит защиту его близких и их интересов, никогда не поддастся общественному давлению и не отменит амнистию. Далее, по словам Павловского, подыскивали человека с опытом службы в армии или госбезопасности, это должно было гарантировать лояльность все более строптивых силовиков. Но главное, им требовался человек, способный победить на выборах. В поисках идеального кандидата Кремль прочесывал горы социологических данных, собранных Управлением по внутренней политике для отслеживания общественных настроений.

В конце 1998 года по запросу Кремля агентство «Имидж Контакт» провело опрос в 204 районах страны, охватив 350 ооо респондентов. Событие осталось почти незамеченным, но это был явный сигнал, что начинается «кастинг» (как выразился Павловский) кандидатов в президенты. Самый масштабный на тот момент опрос в России показал, что подавляющее большинство электората хочет увидеть на будущих выборах кандидатов «с военной выправкой, кто мало говорит и действует решительно».

Один опрос, по словам Павловского, показался наиболее интересным. В мае 1999 года исследовательские центры «Ромир» и ВЦИОМ провели опрос со многими вариантами ответа: «За какого персонажа фильма вы бы проголосовали на ближайших президентских выборах?» Самыми популярными ответами были: за Жукова, маршала Красной армии в годы Великой Отечественной войны (его часто изображали в исторических фильмах), за Глеба Жеглова, жесткого следователя МУРа из сериала «Место встречи изменить нельзя», а на третьем месте оказался Штирлиц, герой чрезвычайно популярного сериала «Семнадцать мгновений весны», который впервые вышел на телеэкраны еще в 1973 году.