— Евпраксия! — заговорил царь. Заплаканная царица подняла голову. — Сказочница Катерина приехала.

— Катеринушка! Спаси сыночка моего! — царица залилась слезами. — Может, всё-таки ты выйдешь за него?

— Евпраксия!!! Это всё ты, да боярыни-шептухи твои! Нажужжали ему в уши, что он должен на сказочнице жениться, вот у него в голове и помутилось! Сговорена она уже и не любит его!

— Как сговорена? C кем? — царица, кажется, даже оскорбилась!

— С княжичем Ратко, сыном князя Борислава… — царь Василий говорил сухо. — Не будет уже по-твоему, надо думать, как сына спасать! Кто же сейчас-то за него пойдет?!

— Да кто хочешь! — царица пребывала в убеждении, что её сыночек достоин самого лучшего и требовалось нечто большее, его оленьи рога, чтобы её переубедить!

— Да что ты тут делать-то будешь! — разозлился царь. — Надо чтоб любящая его девушка пообещала за него замуж выйти!

— А вот Авдотья, боярская дочь, чем не невеста? — вопросительно мурлыкнул Баюн.

— Да чтоб мой сыночек на какой-то боярышне женился? Не бывать такому!!! Если не сказочница, то только царевна нужна! — взвилась с кресла царица. — Ишь, набегут сейчас всякие боярышни…

— Евпраксия, да какой царевне нужен жених с оленьими рогами и хвостом? — схватился за голову царь Василий.

— Как ты так можешь о собственном сыночке говорить? — возмутилась царица. — Подумаешь, рога и хвост… Согласится царевна замуж выйти, так они сразу и исчезнут!

— Исчезнут, если любящая согласится! А если просто согласие даст, так ничего и не исчезнет. А ей придется с оленем под венец идти? — задумчиво проговорил Баюн.

— Да ты! Да ты! Что ты тут мелешь!? С каким таким оленем??? — царица, похоже, жила в каком-то своем мире, убежденная, что её сынок в любом виде лучший, что за него каждая девица мечтает замуж выйти, а все другие доводы она попросту отметала как несущественные.

Из глубин терема послышался какой-то нарастающий шум, громко топая сапогами из коридора появился запыхавшийся стражник и взвыл:

— Ой, беда-то беда! Царевич…

— Что с сыночком? — вскинулась царица, прижав руки к груди.

— Это… Того… Ну…

— Да не тяни ты! Изверг! — царь шагнул к стражнику, отчего тот попятился.

— Копыта… Копыта у него уже. Задние. На ногах то есть. И шерсть до пояса.

— Какая шерсть???? — вскрикнула царица.

— Оленья, пятнистая. — покивал головой стражник. — И это… Уши.

— Что уши? Говори, скотина, а то сейчас казнить прикажу! — царь покраснел от гнева.

— Зззаостряются. Как у оленя и того… Шерстяные тож! — стражник преданно смотрел на царя.

— Ой, умираю! — царица начала оседать на пол. Царь Василий махнул рукой, стражник подхватил царицу под мышки и отволок к креслу, куда и сгрузил. — Ой, да что ж такое-то! И ты, изверг, ты почто царевен сыночку не нашел? Чтоб он выбрал? Всё из-за тебя! — якобы умирающая царица скандалила в полный голос.

— Да каких царевен можно найти? Тут если Автотья не согласиться, я его на распоследней служанке женю! Абы он человеком был, а не оленем на четырех копытах и с рогами! — заорал доведенный до ярости царь Василий. Судя по всему, с женой он так говорил крайне редко, потому что умирать, скандалить и рыдать она разом прекратила, словно кто выключил.

— А Авдотья-то где? — Баюн на царицу вообще внимание перестал обращать.

— Дома, где ж ещё? Её женушка моя от себя отослала, решила, что девица в невесты царевичу метит.

— А что, скажешь, не метит? Я в отличии от тебя, всё чувствую! Я же мать! — гордо заявила царица и опять приладилась было зарыдать, но глянула на разъярившегося мужа и замолчала.

— Так, срочно посылай за Авдотьей, а то хуже будет. Если руки тоже станут копытами… — Баюн покачал головой. — И нас к нему проводи. Катерина хоть глянет, может, чего придумается…

Катя не очень-то и хотела на царевича Тимофея смотреть, но делать было нечего. Царь позвал слуг, приказал срочно привезти Авдотью, а сам пошел их проводить к сыну. У дверей одной из горниц их встретил царевич Иван.

— Отец! Там… — царевич Иван выглядел повзрослевшим, был бледен и очень взволнован.

— Я уже знаю, сказали.

Иван увидел вышедших из-за угла, и попятился. — Катерина?

— Здравствуй царевич Иван. — Катя вежливо поклонилась, как было положено приветствовать царевичей.

— Здравствуй. Ты же не согласилась??? — он перевел взгляд на дверь горницы.

— Она сговорена с княжичем Ратко, и брата твоего просто проведать пришла. — помог прояснить ситуацию царь Василий.

— Княжич Ратко? — Иван озадаченно перевел взгляд на стоящего рядом с Катериной княжича и холодно ему кивнул.

— Как Тимофей? — царь взялся за дверную ручку.

— В панике. — честно ответил царевич Иван. — Давай я лучше первый войду. Предупрежу его.

Он вошел, и долго что-то говорил, а потом выглянул и попросил войти одну Катерину. — Прошу, пожалуйста! Он… ему очень тяжело. Он виноват перед тобой, но очень наказан! — царевич Иван сильно изменился и из хулиганистого паренька, которому приятно было брата подразнить, за короткий срок превратился в его друга и опору.

Катерина кивнула своим друзьям, показывая, что готова войти одна, и шагнула за Иваном в горницу.

— Вот хорошо, что я видела фильм о Нарнии! — подумала она, сразу припомнив фавна Тумнуса. Было очень похоже! Уши заострились и оттопырились, покрылись коричневой шерстью, и только вместо маленьких тупых рожек на голове несчастного царевича Тимофея красовались роскошные оленьи рога! Вместо ног действительно были копытца, а щиколотки покрывала короткая оленья шерсть. Тимофей с ужасом смотрел на Катерину, ожидая её реакции, а потом со стоном закрыл руками лицо.

— Я не хотел, чтобы ты приезжала. — сказал он. — Я не хотел, чтобы меня кто-то видел! Я стал уродом, чудовищем! Матушка… Матушка не понимает. Это она думала, что ты можешь ещё согласиться.

— Катерина сговорена за княжича Ратко. — бесстрастно сказал царевич Иван.

— Поздравляю. — безразлично отозвался Тимофей. — Я хотел сказать, что раз ты приехала, и пока я могу говорить, мне надо попросить у тебя прощения. Наверное, потом я не смогу говорить, да? Олени же по-человечески не могут… Так что прости меня! Прошу.

— Хорошо. Я уже тебя простила. Только не отчаивайся. Твой отец послал за Авдотьей. Насколько я помню, она в тебя с детства влюблена. — Катерина не договорила, пораженная отчаянием, отразившимся на лице старшего царевича.

— Нет! Уже нет! Не может она… Я ей такого наговорил… Я у неё забрал твой подарок, веретено. И… Я не думаю, что она ещё раз и посмотреть-то на меня захотела бы, даже если бы я был прежним! Я, правда, послал ей потом веретено обратно, но вряд ли она меня простит! — он опять закрыл лицо руками и неловко качнул головой, задев рогами за стену, стена загудела.