хвоя старых седых елей. Блеклый мрамор стесанных временем надгробных плит, растрескавшийся гранит памятников, серый, увитый плющом камень мавзолеев — все говорило о том, что это место очень старое, давно заброшенное.

— Чем могу служить?

Фигаро обернулся. По узкой, усыпанной прошлогодними листьями и пожелтевшей хвоей аллее к нему спешил маленький старичок с тросточкой, одетый в некое подобие робы алхимика: длинный плащ с множеством кармашков, петелек и пристяжных сумочек. Старичок был аккуратно выбрит и румян; живые карие глаза любопытно сверкали из-за стекол тонких очков без оправы. Было заметно, что он не опирается на трость, а просто ловко отмахивает ей, точно офицер стеком.

— Добрый день, любезный, — Фигаро поклонился. — Следователь ДДД Александр Фигаро… Вот документ.

— Антон Равелли, архивариус. — Старичок протянул следователю руку, оказавшуюся на удивление крепкой и не по-старчески горячей. — Чем могу-с?

— Я… — Фигаро кашлянул, — мне бы хотелось кое-что у вас уточнить…

— Кладбище протестировано вашим инженером, никакой паранормальной активности, могу вас уверить. Документы у меня в…

— Вы не поняли, — перебил следователь, — я не с инспекцией от Отдела контроля захоронений… Вы сказали, что вы — архивариус? Но…

— Здесь, в часовне, — старичок кивнул через плечо — находится на сохранении часть архивов Старой Инквизиции. — То, что нельзя перевозить: древние рукописи, свитки, отчетность… Все в очень плохом состоянии, многое уже не подлежит восстановлению… — он с грустью вздохнул. — Финансирование, сами понимаете, никакое — не хватает даже на алхимические закрепители. А я, вот, переписываю помаленьку, составляю каталоги… Но вы хотели о чем-то спросить?

— Да, — Фигаро растерянно потер лоб, — хотел… Скажите, у вас работает девушка… Лиза — не знаю фамилии. Ей лет двадцать, самое большое, ростом чуть выше меня, темные волосы…

— Уверяю вас, — старичок понял руку, — я единственный обитатель часовни. Ну, то есть, как — обитатель… Живу я неподалеку, вот и назначили сюда… Хотя я не жалуюсь — здесь тихо, красиво… Вы сказали — Лиза?

— Так точно.

— Единственная Лиза, которую я знаю, вон там — архивариус кивнул в сторону главной аллеи. Но вряд ли вы ищете ее. Впрочем, извольте…

…Старые ели тихо покачивали ветвями над их головами, и следователю казалось, что деревья о чем-то тихо беседуют между собой. Под ногами хрустела каменная крошка, на дне расколотых мраморных урн темнела вода. Внезапно налетел порыв ветра и тысячи сухих листьев взлетели в воздух, кружась между надгробиями словно стая испуганных бабочек.

— Вот, — старичок, чуть заметно улыбнувшись, поднял руку, указывая перед собой — знакомьтесь. Лиза Клер.

Перед следователем стоял небольшой памятник из белого мрамора, который, в отличие от других монументов на кладбище, казался почти нетронутым временем. Юноша и девушка на постаменте держались за руки; у девушки в руке был букет цветов, у юноши — свирель.

— Вы знаете историю Черного Менестреля? Я имею в виду, настоящую историю, а не все эти глупые легенды? — спросил старик. — Фигаро кивнул и архивариус продолжил:

— Это, разумеется, кенотаф. Фиктивная могила. Молодой барон покоится где-то на дне пруда, да упокоит горний эфир его душу. Памятник поставлен его отцом через много лет после Второй Реформации — его могила, кстати, здесь неподалеку. Говорят, мрамор для памятника привезли из самой Дальней Хляби — в этом камне до сих пор теплиться колдовство. Он не разрушится еще лет пятьсот. А вон там — старик махнул рукой в сторону далекого леса, — пристукнули на охоте Первого Инквизитора.

— А девушка? Невеста Менестреля?

— Лиза? Пропала без вести. Ее тело так и не нашли. Не исключено, что оно где-то там же, где и тело молодого барона. Они, разумеется, не были женаты, но отец Августа приказал написать на камне «Лиза и Август Клер». Видите, вот тут надпись?

— Вижу. А это что, чуть ниже?

— Это на дореформенной латыни. Здесь написано «Я вечно там, где ты». Откуда появилась эта надпись так и не выяснили — изначально на камне ее не было. Возможно, много позже какой-нибудь бард, вдохновленный балладой о Черном Менестреле, высек эти слова. Но этого мы, боюсь, уже никогда не узнаем.

Следователь посмотрел на мраморную фигуру девушки: тонкий нос, легкая полуулыбка на губах, короткие, до плеч, волосы, убранные широкой лентой.

— Значит, пусть будет Лиза Клер, — тихо сказал он.

— Я могу вам еще чем-нибудь помочь? — архивариус вопросительно поднял брови. — Если хотите, я могу показать отличную коллекцию рукописей конца четырнадцатого века: переписка инквизиции с Квадриптихом. Очень познавательно!

— Нет, спасибо, — покачал головой Фигаро. — Благодарю за эту маленькую экскурсию. Я, если не возражаете, поброжу здесь еще немного.

— О, конечно, — старичок вскинул руки — никаких проблем! Бродите сколько хотите. Скоро пойдет дождь, так что, если желаете, можете переждать у меня в часовне.

— Я не задержусь. И опять-таки спасибо.

…Когда старый архивариус ушел, Фигаро медленно подошел к памятнику. У постамента стоял небольшой фонтан, разумеется, давно заброшенный. В мраморной чаше, заполненной дождевой водой, плавали листья, сквозь ковер которых были видны россыпи плоских камней-голышей: белый гранит с розовыми точками.

— Лежат, а для чего — непонятно, — прошептал следователь.

Он сделал шаг по направлению к главной аллее и вдруг…

Ветер?

Шепот?

Следователь резко обернулся.

Никого. Конечно, никого. Но…

У мраморного постамента, у самых ног статуи девушки, пробивая пыльную каменистую землю, росла…

Ну да. Голубая роза.

Была ли она там минуту назад? Следователь не мог с уверенностью этого сказать, но вот, гляди ж ты — тонкий стебель, синий, как летнее небо бутон, аккуратный зубчатый лист, похожий на птичье перо.

Он склонился над цветком, протянул руку, но потом, усмехнувшись, выпрямился и сказал:

— Не хотелось бы мне иметь цветок, который живет вечно. У меня — руки колдуна. А у колдунов лучше всего получаются всякие пакости.

Он осторожно коснулся высеченной на камне надписи и еще долго стоял там, пока не хлынул дождь, и небо не опустилось на землю черной пеленой, скрывающей все: землю, деревья и камни.

— …Да-а-а, Фигаро, — протянула тетушка Марта, извлекая из раскаленных недр печи глиняный горшок, — после такого отдыха нужно еще, как минимум, месяц отдыхать! Умеете же вы влипать в истории, право слово!

— Это точно. — Гастон, потирая руки, склонился над небольшим ящиком, который только что нашел в погребе. — Самогон! Хорошо! Наливка! Отлично! А это что такое, красненькое?

— Красненькое — это моя фирменная. На малине.

— Оценим-с! — заместитель городского головы вытянул шею и принюхался. — Тетя Марта, а что у вас в горшочке?

— Телятина. Под сметаной! А сверху — красный перчик! Надеюсь, он не лопнул, а то будете есть рядом с пожарным участком… И, все-таки, я не понимаю, Фигаро: