— И все же странно, что резьба в точности подтверждает древнюю легенду, — заметил Фламбо.

— Бросьте! — ответил скептичный адмирал. — Неизвестно, сколько древних легенд родилось из таких вот милых картинок. К тому же древняя легенда не одна. Фэншо, большой любитель таких побасенок, расскажет вам и другие версии. По одной из них, мой злополучный предок рассек испанца пополам — вот вам и объяснение первой фигуры. По другой — наше семейство держит в башне змей: загогулины похожи и на них. Третья видит в зигзаге стилизованное изображение молнии, и уже одно это обесценивает прочие совпадения.

— Почему? — поинтересовался Фэншо.

— В истории нашей семьи были два или три кораблекрушения, — хмуро отозвался адмирал, — но ни одного связанного с громом и молнией.

— О! — воскликнул отец Браун и спрыгнул со стола.

В наступившей тишине было слышно, как шумит река, потом Фэншо спросил разочарованно:

— Так вы считаете, легенда о пожарах в башне ни на чем не основана?

— Все легенды на чем-то основаны, — пожал плечами хозяин. — Кто-то, идя домой через лес, видел сполох над башней Пендрагонов; какому-то пастуху почудился отблеск пламени. Уж чего-чего, а пожара на этом сыром острове можно не опасаться.

— Что там горит? — внезапно и тихо осведомился отец Браун.

Все вздрогнули. В последнем вечернем свете к небу поднималась тонкая струйка дыма.

Адмирал презрительно хохотнул:

— Цыгане! Они тут уже неделю живут. Однако, господа, прошу в дом. Вы наверняка голодны.

Впечатлительный Фэншо все не мог успокоиться.

— Что это за звук, адмирал, совсем близко от дома? — быстро спросил он. — Какое-то шипение, очень похоже на пожар.

— Куда больше похоже на то, что это на самом деле: плеск воды под маленькой лодкой, — со смехом ответил адмирал.

Он едва успел договорить, как дверь открылась и дворецкий — худой человек с очень черными волосами и очень длинным желтым лицом — объявил, что обед подан.

Столовая была обставлена, как капитанская каюта, правда, не елизаветинская, а современная. Да, тут были три скрещенные абордажные сабли над камином и пожелтелая карта шестнадцатого века с тритонами и парусниками средь завитушек волн. Однако первым делом в глаза бросались не они, а превосходные чучела ярких латиноамериканских птиц, причудливые тихоокеанские раковины и туземные орудия затейливой формы, предназначенные то ли для убийства, то ли для кулинарной обработки врагов. Экзотический колорит усиливался тем, что кроме дворецкого у адмирала было лишь двое слуг, оба — негры в ярко-желтых ливреях. Привычно анализируя собственные впечатления, священник подумал, что куцые фалды и цвет ливрей подразумевают слово «канарейка», от которого недалеко до Канарских островов и плаваний на юг. Под конец обеда слуги удалились, избавив гостей от своих черных лиц и желтых фраков; остались только желтое лицо и черный фрак дворецкого.

— Сожалею, что вы так беспечно относитесь к древнему проклятию, — сказал Фэншо хозяину. — Я привез сюда друзей с мыслью, что они смогут вам помочь, поскольку оба сведущи в подобных вопросах. Неужто вы совсем не верите в семейную легенду?

— Я ни во что не верю! — отрезал Пендрагон, возводя очи к алой тропической птице. — Только в науку!

К изумлению Фламбо, его друг-священник, вполне очнувшийся от недавнего полузабытья, живо подхватил тему. Они с хозяином беседовали о естественной истории, делясь самыми неожиданными сведениями, пока дворецкий не подал десертные вина с фруктами и сыром и не вышел из комнаты. Тогда отец Браун проговорил, не меняя тона:

— Не сочтите за дерзость, адмирал, я спрашиваю не из любопытства, а ради нашего и вашего удобства. Сильно ли я ошибусь, предположив, что вы не хотите обсуждать семейную легенду в присутствии вашего дворецкого?

Адмирал поднял безбровые дуги над глазами и воскликнул:

— Не знаю, с чего вы взяли! Я просто не выношу этого малого на дух, хотя не могу без повода уволить фамильного слугу. Фэншо, наверное, скажет, что меня подсознательно страшат черные испанские волосы.

Фламбо стукнул кулаком по столу.

— Клянусь Богом! — вскричал он. — Такие же волосы были у той девушки!

— Надеюсь, сегодня все закончится, — продолжил хозяин, — как только мой племянник благополучно сойдет на берег. Вижу, вы удивлены. Ладно, расскажу вам всю историю. У моего отца было двое сыновей. Я остался холостяком, а мой старший брат женился. Его единственный сын и наследник стал моряком, как все мы. Отец мой, человек довольно необычный, сочетал предрассудки Фэншо с изрядной долей моего скептицизма — они постоянно боролись в нем, и после первого моего плавания он решил убедиться: истинно существует проклятие или это не более чем бабьи сказки. Если все Пендрагоны уходят в море, сказал отец, шансы погибнуть так велики, что ничего не доказывают. А вот если отправляться по одному, строго в порядке наследования, станет ясно, действительно ли нашу семью преследует злой рок. Я нашел затею нелепой и яростно спорил с отцом. Честолюбие мое было уязвлено — теперь я мог уйти в плавание лишь после собственного племянника.

— Однако ваши отец и брат, — очень мягко проговорил священник, — погибли в море?

— Да! — проревел адмирал. — По той самой чудовищной случайности, на которой строятся все мифологии, оба потерпели крушение. Отца, который возвращался из Атлантики, вынесло волнами на корнуолльские скалы. Корабль брата затонул, никто не знает где, по пути из Тасмании. Тела так и не нашли. Говорю вам, причины были самые естественные. Утонуло много людей, не только Пендрагоны, и навигаторы не видят в обоих происшествиях ничего загадочного. Однако суеверные толки, разумеется, вспыхнули с новой силой; людям везде мерещилась горящая башня. Вот почему я говорю, что с возвращением Уолтера все уляжется. Его невеста должна была приехать сегодня, но я опасался, как бы ее не напугала какая-нибудь случайная задержка, и телеграммой попросил повременить до окончательных известий. Впрочем, Уолтер почти наверняка будет здесь нынче ночью, и вся история завершится в дыму — сигарном дыму. Мы прикончим старую ложь, когда прикончим эту бутылку.

— Вино прекрасное, — заметил отец Браун, поднимая бокал, — а вот винопийца очень неуклюж. От всего сердца прошу меня простить, — извинился священник, ибо он пролил на скатерть немного вина. Однако его рука дрогнула не только от неуклюжести: патер увидел в окне за спиной адмирала смуглое девичье лицо, похожее на трагическую маску.

После паузы отец Браун заговорил в обычной кроткой манере:

— Адмирал, сделайте одолжение. Позвольте мне и моим друзьям, если они захотят, переночевать сегодня у вас в башне. Известно ли вам, что каждый священник едва ли не в первую очередь экзорцист?

Пендрагон вскочил и быстро заходил по комнате — лицо за окном мгновенно исчезло.

— Говорю вам, ничего потустороннего в этой истории нет! — прогремел он звенящим от гнева голосом. — Одно я знаю точно. Можете назвать меня атеистом. Да, я атеист. — Тут адмирал обратил к священнику перекошенное лицо. — Никакого проклятия нет! Все объясняется вполне естественными причинами.