— Итак, вы хотите что-то сказать, ничего не говоря; вы хотите получить деньги вперед за какой-то вымысел.

— Я, господин барон, просил дать мне только вашу подпись — на случай, если вы останетесь мной довольны.

— Я никогда ничего не подписываю… Тем хуже для того, кто не верит моему слову.

— Тогда, господин барон, я уношу свою тайну; ее получит бесплатно тот, кому она нужна не меньше, чем вам.

И Тебальдо решительно направился к выходу, но барон его окликнул. То, что происходило сейчас между этими людьми, было делом совершенно естественным; каждый из них боялся другого. Первый, уходя, еще не взялся за ручку двери, как подумал: «Я безумец, барон сейчас прикажет меня убить, чтобы заткнуть мне рот». Второй же, со своей стороны, сказал себе: «Как знать? Он, возможно, уже посвятил кого-то в эту тайну; только от него самого я смогу узнать, чего мне опасаться».

— Господин Тебальдо, — сказал барон, — что, если я докажу вам, что мне известно гораздо больше, нежели вы полагаете?

— Буду весьма рад за вас, господин барон, — дерзко ответил итальянец.

— Этот человек не умер; он здесь или по крайней мере был здесь еще вчера; я сам видел и узнал его.

— Узнали? — удивленно повторил Массарелли.

— Да, именно так, узнал; этот человек явился сюда под именем Гёфле, то ли с разрешения весьма почтенного лица, носящего это имя, то ли без его ведома. Итак, вы смело можете говорить: видите, я на верном пути, и совершенно бесполезно пытаться направить мои подозрения в сторону этого фигляра Вальдо.

Итальянец от изумления не мог вымолвить ни слова. Он ничего не знал о вчерашних событиях, так как появился в замке только утром; он встретил Гёфле, но не обратил на него внимания, не будучи с ним знаком; шведского языка он не знал, далекарлийского и подавно; поэтому завязать беседу он мог только с мажордомом, ибо тот был склонен каждого в чем-то подозревать и немного знал по-французски. Следовательно, Массарелли совершенно ничего не знал о приключении Христиана на балу и даже не догадывался, о ком говорит барон. А тот, видя растерянность и замешательство итальянца, решил, что поставил его в тупик своей проницательностью.

— Что ж, — сказал барон, — рассказывайте, и закончим на этом. Говорите всю правду, тогда вы сможете рассчитывать на известную награду, соразмерно с оказанной услугой.

Но итальянец уже обрел прежнюю самоуверенность. Он был твердо убежден, что барон идет по ложному следу, а потому решил ни за что не отдавать свою тайну даром; сейчас он хотел только одного — выиграть время; но слишком упорствовать в молчании тоже не следовало, чтоб не навлечь на себя гнев этого человека, славившегося своей жестокостью.

— Если господин барон даст мне двадцать четыре тысячи экю и двадцать четыре часа, — сказал он, — я представлю в его полное распоряжение то самое лицо, знакомство с которым для господина барона чрезвычайно важно.

— Двадцать четыре тысячи экю — это слишком мало! — насмешливо ответил барон. — А двадцать четыре часа — слишком много.

— Очень мало для одного человека.

— Вам, может быть, нужны помощники? У меня найдутся верные и расторопные люди.

— Если придется разделить с ними мои двадцать четыре тысячи экю, я предпочту действовать сам, на собственный страх и риск.

— Что вы намерены предпринять?

— То, что прикажет господин барон.

— Вот оно что! Вы, как видно, собираетесь предложить мне…

Но тут он умолк, услышав, что кто-то осторожно скребется за дверью его кабинета.

— Подождите здесь, — сказал он Массарелли и с этими словами вышел в соседнюю комнату.

Гвидо быстро оценил положение: спокойствие барона испугало его, и наиболее безопасным показалось ему вести в дальнейшем дело путем переписки. Поэтому он направился к двери, через которую его ввели, но она была заперта, и, несмотря на известный опыт, он не сумел раскрыть секрет этого замка; тогда он подошел к окну, но оно оказалось на высоте восьмидесяти футов над землей. Гвидо бесшумно подергал ручку двери, через которую вышел барон. Но и эта дверь была заперта. Зато открыт был ящик письменного стола, и в нем столбиками лежали золотые монеты, притом в изрядном количестве.

— Эх! — вздохнул Массарелли. — Крепкие же здесь, видно, двери и прочные замки, если меня оставили с глазу на глаз с этим прекрасным золотом!

И тут он уже встревожился не на шутку. Попытка подслушать, о чем говорят в соседней комнате, успехом не увенчалась. А говорили там вот что:

— Ну, как, Юхан, удалось поглядеть на лицо этого Вальдо?

— Да, господин барон, это вовсе не вчерашний незнакомец, а какой-то урод.

— Хуже тебя?

— Рядом с ним я красавец!

— Да точно ли ты его видел?

— Вот как вижу вас.

— Застал его врасплох?

— Вовсе нет. Я сказал, что мне любопытно взглянуть на него, и он охотно согласился.

— А тот, самозванный Гёфле?

— Как в воду канул!

— Странно. Никому он не повстречался?

— Этот Вальдо не видал его в Стольборге, а господин Гёфле не Имеет к нему никакого отношения.

— Но Ульфил-то уж должен был застать его в Стольборге?

— Ульфил застал в Стольборге только господина Гёфле, его слугу и страшного урода, которого я только что видел.

— Слугу господина Гёфле? Это и есть наш переодетый незнакомец!

— Этот слуга — десятилетний мальчишка!

— Тогда, признаюсь, ничего не понимаю!

— А этот итальянец, господин барон, ничего не рассказал вам?

— Нет. Он или помешанный, или обманщик. Но я во что бы то ни стало должен найти незнакомца, оскорбившего меня. Ты говорил, что он вел разговоры и курил с майором Ларсоном и его друзьями?

— Да, в нижней зале.

— Следовательно, эти молодые люди его и прячут. Он скрывается в бустёлле майора!

— Я велю установить надзор за бустёлле. Но не похоже, чтобы майор хранил какую-то тайну, больно уж он беззаботен на вид! Он приехал нынче утром и больше к себе не возвращался. Его лейтенант…

— Настоящий осел! Но эти юнцы меня ненавидят.

— Чем опасен для вас этот незнакомец?

— Ничем и всем! Какого ты мнения о Тебальдо?

— Отъявленный мошенник!

— Вот потому-то и нельзя его отпускать. Понял?

— Разумеется.

— Как идет ужин?

— Скоро подадут пирожное.

— Придется мне там показаться. Вели приготовить мои лучшие сани и запрячь четверку самых резвых коней.

— Вы намерены участвовать в гонках на озере?

— Нет, напротив, постараюсь получше отдохнуть, но мне надобно, чтобы все думали, будто я полон сил и бодрости, а сейчас занимаюсь важными государственными делами. Прикажи кому-нибудь из слуг натянуть ботфорты, и пусть он сойдет за курьера в глазах гостей. Подними суматоху, погоняй