– Тише! – услышал я Лару.

Но было поздно тишкать, меня уже схватили.

Громадное, косматое, костистое, сцапало, я рванулся прочь, косматое за мной, сбило с ног, навалилось, приложило меня об пол. Звякнула витрина. Тонко и тихо. И сразу громко. Что-то падало вокруг, громыхало, сыпалось стекло, валились какие-то звонкие железки, грохот стоял просто выдающийся.

Роняйка. Опять роняйка! Лара говорила, что она приносит удачу, но пока никакой удачи я не замечал. Хотя, может, она и была, удача, может быть, все, что происходило со мной, и было удачей, тут не разберешься...

– Замри! – велела Лара. – Не шевелись!

Я замер. И не шевелился.

Волосатый лежал рядом, обняв меня тяжелой косматой лапой.

Неандерталец, догадался я. Вернее, его чучело. Умер пятьдесят тысяч лет назад, и его переделали в чучело. А скорее всего просто набили соломой и водорослями какую-то дохлую обезьяну из сухумского зоопарка. Сейчас придет охрана и застанет меня на полу в объятиях этой макаки. Старый будет смеяться. Старый скажет...

Сначала в психушке побывал, потом попытался украсть обезьяну.

Позор.

Никто не шел. Никакой охраны. То ли всем плевать было вообще на все, то ли музыка внизу все заглушала. Музыка. Видимо, сегодня в кинотеатре заседание рок-клуба. Мэр обожает рок-н-ролл, сам шпарит на гитаре в группяке и даже песни сочиняет, только лажевые, к сожалению.

Рокеры раскочегарились по полной, в спину мне бил тяжкий металл, с потолочных балок срывалась пыль, плавно кружившаяся в свете фонаря. Ветер, видимо, стих, и теперь фонарь раскачивался не так сильно, свету было больше.

– Живешь? – спросила Лара откуда-то из-за спины и сверху.

– Да, – ответил я. – Живу.

– Почему спустился?

– Испугался. И спустился. Почему ты так долго? Я там не знал, что...

– Не могла найти. Тут темно было, и глаза долго привыкали.

– Нашла?

– Да.

– А на меня неандерталец свалился, я тут лежу.

– Я слышала.

– Как выбираться будем?

– Не знаю пока. Мне надо подумать. Давай посидим и подумаем. Ты не против?

– Нет.

От неандертальца здорово несло овчиной, а внутри у него кто-то шебуршал, энцефалитные клещи, наверное. Я оглядывался. Ничего интересного вокруг не было. Ящики, коробки, ящики, коробки, бочки пластиковые и железные, деревянная дверь, ведущая, видимо, вниз, трубчатые строительные леса с досками. На досках сидела Лара.

Я осторожно выполз из-под вредоносного чучела. Подошел к веревке, подергал. Я не влезу, я это точно знал. Тогда, когда мы подлили кислоты в «Хаммер» Автола, все обошлось. Во второй раз не обойдется. Погорю. Но мне было как-то плевать.

– Хочешь потрогать камень?

– Камень?

– Угу.

– Хочу.

Лара спрыгнула с лесов, подошла ко мне. А я так все и лежал, рядом с чучелом. Почему-то я даже не сел. Просто вытянул руку. Лара вложила в нее что-то гладкое и одновременно ребристое.

Камень был совсем небольшой, размером с ладонь. С виду обычный окатыш, но, как я уже говорил, со странными, выпирающими в стороны ребрами. Чуть синеватый или зеленый. Тяжелый. Овальный, но не яйцеобразный, яйцом назвать трудно.

– Это колыбель, – сказала Лара. – А внутри он.

– Ну да... – Я приложил камень к уху.

Камень был просто холодным.

– Что мы будем с ним делать? – спросил я.

– Ничего, – ответила Лара. – Спрячем.

– Просто спрячем?

– Просто спрячем. Его нельзя выпускать. Ты представляешь, что начнется, если мы его вырастим? В своем родном мире дракон не может жить спокойно, он погибнет.

– А зачем тогда мы его вообще...

Я осекся. Ну, да, совсем не подумал. Камень с драконом могут вполне найти другие. Любопытные. Жадные. Ну и так далее.

– Мы его спрячем, и он будет спать и дальше, – сказала Лара.

– А если его... ну все-таки разбудить? К примеру? Что он ест?

– Все, – ответила Лара. – Все, что можно есть. Знаешь, дело не в том, что он может есть, дело в том, кого ты хочешь вырастить. Если ты хочешь вырастить друга, надо кормить молоком, медом, овсяным печеньем и кефиром, и тогда он будет добрым и ласковым. Если хочешь вырастить трусливого дракона, то бей его по утрам и давай селедочные головы. А можно кормить его костями, кровью и мясом...

– А ты как хочешь его кормить? – спросил я. – Ну, чем ты бы его, к примеру, стала кормить?

– Я его не собираюсь вообще кормить, я же тебе уже говорила! Просто я не хочу, чтобы кто-то другой начал кормить его мясом. Из этого ничего хорошего никогда не получается... Один человек отыскал колыбель и разбудил дракона. То ли специально, то ли случайно, теперь это уже нельзя узнать, но он начал кормить его мясом. Он кормил его мясом, и валькирия...

– Валькирия?

– Дракон. Опять же, видимо, по незнанию, а может, по глупости, этот человек назвал своего дракона Иблисом. А может, он сделал это специально. Но все это было очень плохо.

– Почему?

– Потому что имя... влияет. Но это неинтересно, об этом уж действительно все знают и так... Дракон Иблис рос очень быстро, и очень скоро ему стало не хватать еды. И тогда дракон начал охотиться. Он вылетал ночью и таскал овец, свиней, коров, а потом... потом дракон перешел на более распространенную пищу. Тогда человек попытался остановить своего дракона, и дракон его сожрал.

– А дальше? – тихо спросил я. – Что случилось потом?

– Потом началась война, – ответила Лара и забрала у меня камень.

– Это потому что...

– Не знаю, – поежилась Лара. – Не знаю, есть ли связь. Но они любят войну, любят. Они ее притягивают. Даже самые добрые. Поэтому я не хочу, чтобы его начали кормить неправильно.

– Понятно. А это... На кого он похож? На ящерицу? Или на динозавра...

Я, к своему удивлению, вдруг поймал себя на мысли, что мне на самом деле это интересно.

Лара засмеялась.

– А чего? Все драконы похожи на динозавров...

– Драконы похожи... Это очень индивидуально, они как собаки. У каждой собаки свое выражение лица – те, кто занимается собаками, знает. Засиделись мы здесь вообще-то, давай, наверное, выбираться...

– А как мы отсюда выберемся? Я не влезу, это точно...

– Не волнуйся, я сейчас кое-что...

Лара замолчала.