– Прости, Дельфина… – начал было Эш, выключив фонарик, но она заставила его замолчать, бросив беглый взгляд через плечо.

– Все в порядке, Дэвид, – все таким же тихим голосом произнесла Дельфина. – Ты же не мог об этом знать. Может, мне следовало заранее тебе объяснить, но сегодня не было времени.

– С… – он рискнул обозначить пол существа и угадал, – с ним все в порядке? Я не думал…

– Ты не виноват. Но ты напугал его сильнее, чем он тебя. – Дельфина осторожно помогла существу в капюшоне присесть на край кровати.

Она мягко погладила его по спине.

– Все в порядке, Льюис. Это Дэвид, мой друг. Он не причинит тебе никакого вреда.

Секунду согбенная фигура смотрела мимо Дельфины на Эша, который уловил только проблеск одного взирающего бледно-голубого глаза – более бледной голубизны он никогда не видел. Несмотря на бледность, в нем была молодая ясность, из чего следователь сделал вывод, что его первое впечатление насчет старости было неверным. Когда он за ним погнался, этот человек казался чуть ли не веретенообразным. Помимо яркости, в его глазу заметен был сильнейший наэлектризованный страх.

Дельфина нежно откинула капюшон, чтобы Эш мог лучше рассмотреть дрожащего, но послушного молодого человека. Теперь он видел всю голову и вынужден был подавлять тошноту, подступавшую к горлу.

Смотреть на него было все равно что смотреть на рентгеновский снимок, потому что туго натянутая кожа была прозрачной, почти неотличимой от черепа. Это вызывало и шок, и – в равной мере – жалость, и исследователю приходилось заставлять себя не отводить взгляд в сторону. Дельфина присела на кровать рядом со странным существом, которое вздрагивало каждые несколько секунд; одной рукой она обхватила его за плечи, а другую протянула через грудь к его локтю, так что он был охвачен, как ребенок.

– Что… – Эш остановился. – Кто он? – спросил он у Дельфины.

Психолог посмотрела на него, и выражение ее лица не выказывало жалости, только твердый прагматизм.

– Его зовут Льюис. Он был здесь, когда я только приехала в Комрек. Видимо, он оказался в медицинском блоке замка еще младенцем. Он чуть не умер, но здешнему персоналу удалось его спасти. Годы спустя к нему относились как к морской свинке своего рода. Ты видишь, кожа у него более или менее прозрачна. Представь себе возможность доступа к информации о внутренних органах и кровеносных сосудах или реального наблюдения в живом пациенте за воздействием, оказываемым лекарствами и химическими веществами. К счастью, доктор Причард положил конец таким экспериментам, когда приехал сюда. Потребовалось время, чтобы Льюис поверил мне – он получил мало сочувствия от кого-либо другого, – но теперь между нами установилось родственное понимание.

– Неужели он… Есть ли у него семья, фамилия?

– Если и есть, то я не в курсе. Я знаю его в течение трех лет. Большинство здесь называют его просто Малышом.

Она притянула голову Льюиса к себе на плечо, и он охотно на него склонился. Свободной рукой она нежно гладила его по голой коже головы.

– Он один из твоих пациентов? – спросил Эш.

– Льюис для меня больше, чем пациент. Мы с ним добрые друзья. Вообще-то я одна из немногих, с кем он вступает в контакт.

– Я видел вас раньше из окна, когда вы направлялись к садам.

– Это у Льюиса любимое время дня. Солнце светит не слишком ярко, людей вокруг не очень много.

– Ему все еще требуется лечение?

Ей удалось покачать головой, хотя ее подопечный крепко к ней прижимался.

– Просто увлажняющий крем, но он применяет его самостоятельно. Врачи осматривают его раз в год или около того, но он их пугается и поднимает шум.

– Что неудивительно, – сказал Эш.

– Как ты можешь себе представить, Льюис, с его заболеванием, очень застенчив. И все это сбивает его с толку.

– Что это за болезнь? Неужели причину так и не выяснили?

Дельфина немного помолчала, потом, казалось, приняла решение.

– Льюис, – мягко сказала она человеку в своих объятиях. – Я хочу, чтобы ты немножко побыл храбрым. Дэвид мой друг, и он тоже хочет с тобой дружить. Я знаю, что прошу многого, но ты должен мне доверять. Ты же знаешь, что я никогда никому не позволю причинить тебе вред?

Странный мужчина-мальчик – его возраст невозможно было угадать – поднял голову с плеча своей утешительницы, чтобы посмотреть ей в лицо. В его глазах была неопределенность (для Эша стало облегчением, что у того глаза, который он видел раньше, действительно есть напарник, пусть даже тонкие как папиросная бумага веки делали оба глаза неестественно большими), и Дельфина улыбнулась и поцеловала его в лоб.

– Все будет хорошо, Льюис, обещаю тебе. Теперь давай оба встанем, а потом я хочу, чтобы ты сбросил свою одежду.

Дельфина повернулась к Эшу, и в выражении ее лица он увидел боль и огорчение, которые может испытывать мать, когда страдает ее ребенок.

– Его накидка сшита из мягчайшего кашемира, потому что любой другой материал был бы слишком груб для его кожи. По ночам он надевает специальное шелковое платье.

– Собственно, – сказал Эш, – нет никакой необходимости, чтобы он… – но юноша уже развязывал узел пояса, который удерживал полы накидки вместе, хотя и не сводил глаз с женщины-психолога, словно ища ободрения.

Дельфина поощрительно улыбнулась и помогла ему скинуть накидку с узких, сутулых плеч. Затем, голый, не считая белых шелковых шорт, Льюис предстал перед Эшем.

* * *

Эш в безмолвном изумлении уставился на того, о ком мог думать только как о возникшем перед ним призраке, а тот, в свою очередь, нервно взирал на него в ответ. Конечности у него продолжали дрожать, но не от холода, потому что в комнате было очень тепло. Парапсихолог различал жилистые мышцы позади ясно видимых костей ребер и грудной клетки, камеры пульсирующего сердца, быстро перекачивающие кровь через главные артерии в легкие, которые представали как мешки, похожие на паутинки. Насытившись кислородом из легких, кровь выкачивалась в левую сторону сердца, где мышечные стенки были еще толще, темнее. Процесс наблюдения и завораживал, и тревожил, возможно, это было нечто такое, чего не мог оценить никто из непрофессионалов, – действия человеческого тела, которых никто никогда не должен был видеть.

– Потрясающе, правда? – сказала Дельфина. – Когда я начала работать в Комреке, меня проинформировали кое о чем из прошлого Льюиса и о его заболевании. Думаю, чтобы помочь мне установить с ним связь и стать своего рода доверенным лицом и компаньоном. Мне сказали, что он живет в Комреке более двадцати лет. Он родился недоношенным, восемнадцати недель, весом менее двух фунтов.

– Восемнадцати недель? И выжил? Такое возможно? – рассеянно спросил Эш, которому трудно было оторваться от созерцания той редкости, что предстала перед ним.

– Конечно, ожидали, что он умрет, – на этом этапе шансы на выживание не более двадцати пяти процентов, даже сегодня. Почти чудо, что ему удалось проскочить, учитывая аномалию его кожи. Мне говорили, что при его рождении присутствовали лучшие акушер и гинеколог в мире. Он был всего шести дюймов ростом, можешь себе представить?