А потом попытался думать о том, что предстояло сделать сегодня на ферме, только о том, что предстояло сделать сегодня на ферме, ни о чем, кроме того, что предстояло сделать сегодня на ферме. И через какое-то время ему это удалось.

На следующий день, увидев заголовок в газете: «ПРОПАВШИЙ МАЛЬЧИК ВНУШАЕТ НОВЫЕ СТРАХИ», Майк подумал о перочинном ножике, который бросил в Канал, перочинном ножике с инициалами «ЭК», нацарапанными на боковой поверхности. Подумал о крови, которую видел на траве.

И подумал о бороздках, которые обрывались у Канала.

1

Ранним утром, примерно без четверти пять, при взгляде с автострады Бостон кажется городом, глубоко задумавшимся над какой-то трагедией из собственного прошлого — эпидемией чумы или другим бедствием. Запах соли, тяжелый и удушающий, накатывает с океана. Клочья утреннего тумана скрывают многое из того, что без них оставалось бы на виду.

Продвигаясь по Сторроу-драйв, сидя за рулем черного «кадиллака» модели 1984 года, который получил у Бутча Кэррингтона в «Кейп-Код лимузин», Эдди Каспбрэк думает, что может ощутить возраст этого города; возможно, в Соединенных Штатах ощутить такое можно только здесь. Бостон — мальчишка в сравнении с Лондоном, младенец в сравнении с Римом, но, по американским меркам, он по меньшей мере старик, и еще какой. Стоял на этих холмах триста лет тому назад, когда о Чайном законе[118]и об Акте о гербовом сборе[119]никто не задумывался, а Пол Ривир[120]и Патрик Генри[121]еще не родились.

Возраст города, его молчание, его туман с запахом океана, все это вызывает у Эдди нервозность. А когда Эдди нервничает, он тянется за ингалятором. Сует его в рот и выпускает в горло струю оживляющего газа.

На улицах, которые он проезжает, ему встречаются редкие люди, на пешеходных мостиках, перекинутых через дорогу, — он видит одного-двух человек. Они развеивают возникшие ассоциации с рассказом Лавкрафта об обреченных городах, древнем зле, монстрах с невыговариваемыми именами. Он проезжает автобусную остановку, на которой толпятся официантки, медсестры, муниципальные служащие с беззащитными, опухшими от сна лицами. На остановке видит табличку «КЕНМОР-СКВЕР ЦЕНТР ГОРОДА».

«Это правильно, — думает Эдди, проезжая под щитом-указателем „МОСТ ТОБИНА“. — Это правильно, пользоваться автобусами. Забудьте про подземку. Подземка — идея не из лучших; я бы не спускался туда, будь я на вашем месте. Только не вниз. Только не в тоннели».

И какая же это скверная мысль; если он не сможет избавиться от нее, ему придется снова воспользоваться ингалятором. Он рад, что на мосту Тобина автомобилей прибавляется. Он проезжает мимо мастерской по изготовлению надгробий. На кирпичной стене надпись — вызывающее легкую тревогу предостережение:

«СБАВЬТЕ СКОРОСТЬ! МЫ МОЖЕМ ПОДОЖДАТЬ».

А этот зеленый, светоотражающий указатель с надписью «К АВТОСТРАДЕ 95, ШТАТ МЭН, НЬЮ-ХЭМПШИР, СЕВЕР НОВОЙ АНГЛИИ». Пальцы Эдди на мгновение сплавились с рулем «кадиллака». Ему хотелось бы верить, что это начало какого-то заболевания, вирусной инфекции или одной из «фантомных лихорадок» матери, но он знает: дело в другом. Причину следует искать в оставшемся позади городе, молчаливо застывшем на грани дня и ночи, в том, что обещал этот указатель, к которому он приближался. Он болен, это точно, но его болезнь — не вирусная инфекция и не фантомная лихорадка. Его отравили собственные воспоминания.

«Я боюсь, — думает Эдди. — В этом всегдашний корень всех зол. Страх. Отсюда все и шло. Но, в конце концов, думаю, что-то мы с этим сделали. Мы его использовали. Но как?»

Он не может вспомнить. Задается вопросом, смогут ли остальные? Надеется, что смогут. Для их же блага.

Грузовик проезжает слева. Эдди едет с включенными фарами, и теперь выключает их, пока грузовик обгоняет его. Проделывает это, не думая. Реакция автоматическая, свойственная тем, кто зарабатывает на жизнь, крутя баранку. Невидимый водитель грузовика дважды мигает фарами, благодаря Эдди за вежливость. Если бы все могло быть таким простым и понятным, думает он. Следуя указателям, выруливает на А-95. На север машин идет мало, зато полосы движения в южном направлении начинают заполняться даже в столь ранний час. Эдди ведет большой автомобиль, в большинстве случаев предугадывая информацию на знаках-указателях, заранее перестраиваясь в соответствующую полосу движения. Прошли годы, в прямом смысле годы, с тех пор, как он последний раз ошибся и проехал мимо нужного ему съезда. Выбор полосы происходит так же автоматически, как переключение яркости фар, так же автоматически, как когда-то он безошибочно находил дорогу в переплетении тропинок Пустоши. Он никогда не выезжал из центра Бостона, а это город, в хитросплетениях дорог которого не под силу разобраться многим опытным водителям, но у Эдди никаких сложностей не возникает.

Внезапно в голове всплывает еще одно воспоминание о том лете, обращенная к нему фраза Билла: «У те-ебя в-в го-олове ко-о-омпас, Э-Э-Эдди».

Какое удовольствие доставила тогда эта фраза! Она приятна ему и сейчас, когда «Дорадо» модели 1984 года выезжает на платную магистраль. Он ведет лимузин со скоростью пятьдесят семь миль в час, не вызывающей претензий у копов, находит на радио спокойную музыку. Полагает, что тогда умер бы ради Билла, если б возникла такая необходимость; если бы Билл попросил, Эдди ответил бы: «Конечно, Большой Билл… ты уже определился со временем?»

Эдди смеется от этих мыслей… скорее даже не смеется, а хрюкает, и этот звук вызывает у него настоящий смех. Он редко смеется в эти дни, и, конечно же, не ожидает, что его ждет много ржачек («ржачка» — одно из словечек Ричи, как и «поржать», его вопрос: «Сегодня поржать удалось, Эдс?») в этом мрачном паломничестве. Но, полагает он, если Бог настолько злораден, чтобы проклинать верующих за то, что они хотят больше всего в жизни, тогда Он, возможно, может снизойти до того, чтобы подбросить тебе пару ржачек.